единомышленниками? Конечно, нет! Грозному нужно было только одно -
передышка, и он получил ее, заключив в 1582 г. Запольское перемирие с
Баторием. А после того как Поссевино выполнил свою миссию, Грозный
достаточно легко сумел от него отделаться. С «Перекопским» (крымским)
ханом он воевать отказался, заявив, что он с ним «в дружбе и любви», а
492
участвовать в антитурецкой лиге согласился только при том условии, если
в этой лиге будут участвовать все «короли и княжата хрестьянские» -
условие для того времени абсолютно невыполнимое, как это хорошо
понимал сам Грозный. Что же касается объединения церквей, то, когда
Поссевино напомнил царю (почти его же словами) о Флорентийском
соборе, «на котором был царь Иван Мануйлович и папа Евгений и многие
патреархи и философы…и уложили, что быть вере греческой с римскою
одной вере», Грозный кратко заявил, что «нам с вами несойдетца в вере», и
превратил весь дальнейший религиозный диспут в сплошную комедию,
спрашивая Поссевино, зачем он «сечет бороду» и зачем папа носит крест
«ниже пояса» ( Памятники дипломатических сношений..., т. X, стлб. 300 -
303).
Запольское перемирие было передышкой, - только такой смысл имело
оно в глазах царя. В этом отношении чрезвычайно характерен разговор,
имевший место между русским послом в Англии и английскими
политическими деятелями через несколько месяцев после заключения
Запольского мира: «Государь наш, - заявил русский посол, - хочет со своею
сестрою, с королевною Елизаветью, а с вашею государынею в докончанье
и в соединенье быти, потому что учинился государю нашему недруг
Стефан король Полский и Литовской, а спомогают ему папа и цысарь и
иные короли». Англичане заметили: «Здесь де нам слух дошел, что папа
Римской похваляетца тем, будто он государя вашего с Литовским королем
помирил». «Воля папе, что хочет, то говорить за очи, - возмущенно ответил
посол, - а коли б он государя нашего с королем помирил, и [т. е. то]
государь бы наш Литовского короля себе недругом не называл и к сестре
своей, а к вашей государыне, х королевне Елизавети недругом себе не
писал» ( Сб. РИО, т. 38, стр. 37 - 39. ).
Собираясь возобновить Ливонскую войну, Грозный хорошо знал, что
«папа и цесарь» (германский император) будут в этой войне его врагами, -
именно поэтому он и попытался воскресить проект союза с Англией.
История переговоров с королевой Елизаветой в 1582 - 1584 гг. - последних
дипломатических переговоров в жизни Грозного - выходит за рамки этой
статьи. Нам необходимо только отметить, что переговоры эти велись царем
с единственной, ясно указанной им целью - возобновить войну в
Прибалтике и отвоевать свою «Лифлянскую вотчину». Когда английский
посол Джером Баус во время переговоров в Москве вздумал поднять
вопрос о русских правах на Ливонию, спросив царя, «исстари ли то ево
вотчина?», Иван Васильевич так грозно заметил ему, что он «своей сестры
Елизавет королевны...не в судьи просит», что посол поспешил ослабить
значение своих слов, заявив, -что они сказаны им между прочим, «в
розговоре» ( Там же, стр. 132 - 133. ).
493
«Розговор» этот происходил в феврале 1584 г., за месяц до смерти
Грозного. До последних дней своей жизни царь сохранил веру в конечный
успех своей политики. «Он был настойчив в своих попытках против
Ливонии; их сознательной целью было дать России выход к Балтийскому
морю я открыть пути сообщения с Европой» ( Архив Маркса и Энгельса, т.
VIII, 1946, стр. 165. ).
494
Археографический обзор посланий Ивана Грозного (Составили
Д.С.Лихачёв и Я.С.Лурье)
( Археографический обзор списков послания в Кирилло-Белозерский
монастырь составлен Д. С. Лихачевым; обзор осталных посланий - Я. С.
Лурье).
Проблема издания сочинений Ивана Грозного связана с особыми
трудностями: до нас не дошло ни одного сборника сочинений царя - ни от
XVI в., ни от последующих веков. Исследователям древнерусской
литературы придется еще когда-нибудь задаться вопросом: почему в
Московской Руси XVII в. собрания сочинений «изменника государева»
князя А. М. Курбского тщательно и многократно переписывались, а
творения первого «царя всея Руси», свойственника царей XVII в. -
Романовых, подвергались явному пренебрежению?
Так или иначе, издателю сочинений Грозного приходится, прежде всего,
начать с извлечения этих сочинений из самых различных литературных и
нелитературных памятников XVI-XVII вв. Сложность этой задачи
заключается не только в том, что при этом приходится принимать, во
внимание чрезвычайно широкий круг памятников (в значительной части не
изданных), но и в том, что самый принцип отбора сочинений Грозного еще
далеко не установлен. Что именно из числа подписанного именем царя
Ивана Васильевича всея Руси может быть отнесено к подлинным
произведениям его творчества? Что оставил он как человек и писатель?
Этот вопрос был уже поставлен в русской науке акад. И. Н. Ждановым в
его посмертной работе «Сочинения паря Ивана Васильевича» ( Сочинения
И. Н. Жданова, т. I, СПб., 1904, стр. 84 - 90. ). Едва ли, однако, можно
согласиться с попыткой разрешения этого вопроса, сделанной И. Н.
Ждановым. Признавая, что среди посланий Грозного к иностранным
государям имеются такие, которые «совершенно чужды условных правил
официальной дипломатической переписки», что изложение этих грамот
отличается «игрой остроумия, рядом колких, вызывающих насмешек», а
«по содержанию - это трактаты, посвященные то изложению общих
государственных взглядов, то общим припоминаниям и сближениям», и
что «невидимому, письма подобного рода должны быть отнесены к числу
памятников, оставленных нам царем Иваном, как писателем», - признавая
все это, Жданов, тем не менее, отказывается от включения этих посланий в
число сочинений Грозного (стр. 86 - 87). Этот неожиданный приговор
(относящийся едва ли не к большей части известных нам произведений
495
Грозного) основывается, повидимому, на двух предпосылках: на
официально-документальном характере этих писем (на этом основании
Жданов включает в обзор «записку» к Магнусу 1573 г., но отвергает
грамоту к нему 1577 г., - стр. 111) и на предположении, что они могли быть
написаны не самим царем, а по его поручению другими лицами.
Обе эти предпосылки представляются весьма сомнительными и
находятся в резком противоречии с принципами, примененными самим же
И. Н. Ждановым при отборе других произведений. Разве не относятся к
числу официально-документальных произведений завещание 1572 г. или
многочисленные «богомольные грамоты» (грамоты, посылаемые в
монастыри в связи с военными походами), включенные Ждановым в число
сочинений Грозного? Разве не могли быть и эти произведения написаны по
поручению царя его подчинёнными? Царь мог ведь «велеть отписати»
любую грамоту к любому адресату.
Очевидно, единственным критерием, позволяющим выделить
подлинные сочинения паря из числа документов, подписанных его именем,
могут быть индивидуальные особенности стиля, знакомые нам по другим
сочинениям Грозного. Говоря о «богомольных грамотах» Грозного, И. Н.
Жданов отмечает, что в некоторых из них «ярко рисуется его настроение в
данное время, под влиянием того или иного события». Но это в гораздо
большей степени относится к дипломатическим посланиям Грозного -