прислал две грамоты от В. Грязного: ответ на царское послание и
«вестовую грамоту» (л.л. 241 - 254 об.). Приводим первую из этих грамот,
так как она непосредственно связана с посланием царя:
«Государю царю и великому князю Ивану Васильевичю всеа Русии
бедной холоп твой полоняник Васюк Грязной плачетца. Писал еси,
государь, ко мне, холопу своему, кое было мне бес путя середи крымских
улусов не заезжати, а заехано - ино было не по объездному спати; да яз же,
деи, чаял, что в объезде с собаками гоняти за зайцы, ажио меня самово в
торока как заица ввязали; да такожь, деи, яз чаял каково за кушеньем
стоячи у тебя, государя, шутити; да яз же, деи, говорил, кое, деи, пора моя.
Да в твоей же государеве грамоте писано, что яз за себя Дивея сулил, а сам
ся сказывал великим человеком, и мне б памятовать свое величество. И яз,
холоп твой, ходил по твоему государеву наказу, велено мне, государь, было
и на Миюс ходити и на Молочные Воды языков добывати, которые бы
ведали царево умышленье, кое бы тебе государю, безвестну не быти,
только вестей не будет ни от которых посылок. И мне было, холопу твоему,
посылати неково; а ново ни пошлю, и тот не доедет, да воротитца, да
приехав солжет: где ни увидит какой зверь, да приехав скажет - «люди». И
мне было, холопу твоему, как с ложною вестью к тебе, ко государю,
посылати, а солгав да к тебе, ко государю, мне было, холопу твоему, с чем
появитца? А того слова не говаривал, кое пора, деи, моя; а которые
говорили, те и бегали с Молочных Вод, да потеряв твое государево дело, да
опять воротились. А толко б яз, холоп твой, по объездному спал, ино было,
государь, до Молочных Вод не дойти; да и назад уж был сходил, уж было
того дни на Кмолшу на стан, коего дни меня, холопа твоего, взяли
татареве, а подстерегли тут таки, государь: моя ж была. Да послал Василья
Олексан-дрова с товарищи сторожей гоняти, а яз стал в долу с полком, а
Василью приказал: «Любо, реку, учнут тебя гоняти, и ты, реку, к нам
побежи». И как Василей учал гоняти сторожей - ино Василья встретили
татарове да почали гоняти. И Василей побежал мимо меня, и яз, холоп
твой, и молыл Василью так: «Пора напустить?», и, кинувшись встречю,
Василья отнял, надеючись на полк, да сцепился с мужиком. А полк весь
побежал, и рук не подняли. Да чтоб, милостивый государь, от многих
людей - ино толко было двесте восемьдесят человек татар и с мурзами, от
болших людей на Карачекре отбились, да еще у них побили и поранили
многих. А тут и рук не подняли, а было сто пятнадцать лучниц, а меня,
холопа твоего, выдали. И меня, холопа твоего, взяли нолны з двема седлы
защитись, уж мертвово взяли; да заец, государь, не укусит ни одное собаки,
а яз, холоп твой, над собой укусил шти человек до смерти, а двадцать да
дву ранил; тех, государь, и ко царю принесли вместе со мною. А в Крыме
что было твоих государевых собак изменников, и Божиим милосердьем за
твоим государевым счастием, яз, холоп твой, всех перекусал же, все вдруг
перепропали, одна собака остался - Кудеяр, и тот по моим грехом
541
( Зачеркнуто моим . ) маленко свернулся, а вперед начаюс на милость
Божию, толко Бог грехов не помянет, и того ту не будет же. А коли меня,
холопа твоего (В рукописи твоег), ко царю принесли только чють жива, а о
чем меня царь спрашивал, и яз что говорил лежа перед царем, и яз, холоп
твой, написав да х тебе, ко государю, послал с Офонасьем, а иные речи
Офонасей сам да и все слышели, а Нагай толмачил, твой государев
толмачь. А шутил яз, холоп твой, у тебя, государя, за столом тешил тебя,
государя - а нынече умираю за Бога да за тебя ж, государя, да за твои
царевичи, за своих государей. И за тех изменников царь хотел казнити. Да
еще Бог ( Бог повторено и зачеркнуто. ) дал на свет маленко зрети да твое
государево имя слышети, да опять царь разгодал да молыл: «Тот, деи, свое
чинит, своему государю служит», да меня, холопа твоего, отослал в
Манкуп город да велел крепити да мало велел ести давати; толко б не твоя
государьская милость застала душу в теле - ино было з голоду и с наготы
умерети. А нынече молю Бога за твое государево здоровье и за твои
царевичи, за свои государи; да еще хочю у владыки Христа нашего Бога,
чтоб шутить за столом у тебя, государя, да не ведаю, мне за мое окоянство
видат ли то: аще не Бог да не ты поможешь - ино некому. Да в твоей ж
государеве грамоте написано, кое ты пожалуешь выменишь меня, холопа
своего, и мне приехав к Москве да по своему увечью лежать, - ино мы,
холопи, Бога молим, чтоб нам за Бога и за тебя, государя, и за твои
царевичи, а за наши государи, голова положити: то наша и надежа и от
Бога без греха, а ныне в чом Бог да ты, государь, поставишь. А яз, холоп
твой, не у браги увечья добыл, ни с печи убился, да в чом Бог да ты,
государь, поставишь. А величество, государь, што мне помятовать? - Не
твоя б государская милость, и яз бы што за человек? Ты, государь, аки Бог -
и мала и велика чинишь. И царю есми сказывал: «Яз молодои человек». А
Дивея, государь, яз за себя не суливал, хотя б и по моей мене была мена, и
яз бы так не молвил: кое даст государь за меня мену, то, государь, в Божие
воле да в твоей государеве. А писал, государь, яз, холоп твой, о Дивее того
для, чтобы тебе, государю, известно было царево умышление, при послах;
и он мурзу прислал да велел был мне, холопу твоему, писати и
приказывати, о чем ум весть не подъимет, а про Дивея молвил: «Велел,
деи, был царь тебе о Дивее писати; а ныне Дивей царю не нужен: у Дивеи,
деи, три сына и меньшой Дивей лутчи - вот, деи, послы их знают». И яз,
холоп твой, говорил, сколко Бог вразумил: милостивый государь, спроси
послов, как ся что деяло, а Нагай толмачил. Да как, государь, отпустя
послов, а меня, холопа твоего, велел повести в село в то ж, где яз тогда
сидел, да как против царева двора, и царь выслал Зелдалаагу с саблею, да и
с чернилы и з бумагою да говорил тогды так: «Пиши, деи, о Дивее; царь
велел тебе говорити: Толко деи, не станешь писать, и тебе, деи, уж же быти
кажнену; то, деи, уж ты меж нас ссору чинишь; а толко, деи, напишешь, а
брат, деи, нашь, а вашь государь, так учинит, Дивея нам даст, а тебя к себе
возмет, - ино, деи, меж нас и доброе дело сстанетца». И яз, холоп твой, о
том и плакал и бил челом и под саблю ложился, а говорил: «Коли царю
542
надобен Дивей, и царь о нем о чом сам не пишет? А мне как холопу писати
ко государю о таком о великом деле: яз волоса Дивеева не стоен». И он,
государь, опять ко царю ходил, да вышедши молвил так: «Царь, деи, тебе
велел говорити: Не станешь писати, и тебе уж жо быти кажнену. И ты, деи,
которое любишь: то ли, кое уж жо умерети, или то, кое меж нас будет
доброе дело? А мне, деи, о том писати сором потому, кое ево у меня и с
полку взяли; яз, деи, потому перед послы не велел о том говорити.» И
толко б не было такова слова, и яз бы не дерзнул так писати для своей
головы, хотя б и умерети. А то, государь, яз, холоп твой, писал для того,
кое бы тебе, государю, было известно царево умышление, а не для того, кое
бы ты, государь, дал за меня Дивея; хотя б государь, яз, холоп твой, сам
того не разумел, и яз то помню, которые из Литвы сулили за себя мену, ино
каково с им сставало. А о своей голове яз, холоп твой, тебе, государю, бил
челом, чтобы ты, государь, милость показал, промыслил моею бедною
головою, как тебе, государю, Бог известит для кристьянские веры, а не для
того, кое бы за меня Дивея дал. Да ко мне ж, холопу твоему, писано: толко
стану на кристьянство за гордость - ино мне Христос противник. Ино мне,
холопу твоему, то ли видети, кое от тебя, от государя, писано жестоко и
милостиво, да так учинить: ино дана душа Богу да тебе, государю, да
твоим царевичам, а нашим государем, а буди воля Божия да твоя