Бахыт Кенжеев
Послания
НА ОКРАИНЕ СЕМИДЕСЯТЫХ
«под ветром сквозь ночные стекла…»
под ветром сквозь ночные стёклапод ним душа моя продроглакак весело и как давносирени веточка засохлав стакане вымерло вино
неслышно бегают минутыв ночные тапочки обутыодин мышонок в шесть минути дремлет человек как будтослепые ангелы поют
а главный видит через щёлкукак он плутует втихомолкубутылку тащит с ледникаи жизни медную иголкувытаскивает из виска
ах счастье веточка сиренизастывшая в прощальном кренекогда разъехались друзьячужим садится на колениночная музыка моя
а мы чужих детей качалина пьяных праздниках молчалине умирали никогдазачем же майскими ночамипечальны наши города
«Откочевали братья мои на запад…»
Откочевали братья мои на запад.Снимались утром, смеялись громко,Когда выводили коней, когда гнедых седлали,Ладили к сёдлам мешки солёного мяса,Тугие бурдюки, тяжёлые луки,Длинные стрелы в узорных медных колчанах.
Унеслись на запад смелые люди мои.Унеслись сыновья узкоглазые, молодыеК просторам славянским, землям венгерским,Оставили степи сухие, к озёрам голубоокимУнеслись, к женщинам с бледною белою кожей,Русскому золоту, шведскому серебру.
Нет, не умрём мы до срока в рыжих степях.Оставили нам и овец, и коней черногривых,Оставили нам ножей тяжёлых стали дамасской,И звёзд молочных, и женщин юных.Но не могу я спокойно спать под пустынным небом —С кем разделю я радость кровавого боя,С кем разделить мне сладость вечернего мяса…
1976
ИЗ ДИЛАНА ТОМАСА
Зажгутся фонари, и милое лицоВ восьмиугольнике предательского светаУвянет, и любой любовник дваждыПодумает, зачем ему всё это.Для нежной темноты давнишние чертыИ тёплая щека – а день введёт в обман,Осыплет краску с губ, заставит различитьВ покровах мумии две ссохшиеся груди.
Мне сердца слушаться велели, а оноНичуть не лучше разума; напрасноСоразмерял я жизнь с его биеньем,Противореча собственному пульсу,По косточкам раскладывая страсть.
Лети вне времени, спокойный господин,Продрогший на египетском ветру.
Мне столько лет велят повиноваться,Пора бы хоть немного измениться.
Но детский мяч, подброшенный в саду,Ещё не скоро упадёт на землю.
1976
«Лета к суровой прозе клонят…»
Лета к суровой прозе клонятлета шалунью рифму гонятеё прозрачные глазаомыла синяя слезаона уже другому снитсядиктует первую страницуирадуясь его письмуерошит волосы ему
чужие души ветер носитто в небеса то в яму броситони до самой тишиныминувшей осени верныа мне остался безымянныйвокзал и воздух голубойгде бредит мальчик самозванныйпомятой медною трубой
Когда в беспечном море тонетжитейской юности челнокполночный ветер валит с ногк суровой прозе годы клонят —душа качается и стонети время погибать всерьёзшалунью рифму годы гонятиз теплой кухни на мороз
а мальчик с гулкою трубоютак ничего и не сказалкогда вступал вдвоём с тобоюна переполненный вокзалв глаза мне сыплется извёсткасухая музыка быстраи ни верёвки нетни воскани ястребиного пера
1976
«Прошло, померкло, отгорело…»
Прошло, померкло, отгорело,нет ни позора, ни вины.Все, подлежавшие расстрелу,убиты и погребены.
И только ветер, сдвинув брови,стучит в квартиры до утра,где спят лакейских предисловийиспытанные мастера.
А мне-то, грешному, всё ямамерещится в гнилой тайге,где тлеют кости Мандельштамас фанерной биркой на ноге.
1974
«Хорошо в лесу влюблённом…»
Хорошо в лесу влюблённом,где листва ещё легка,и пологим небосклономпроплывают облака —верно, с тем и улетали,чтоб избавить от печали,чтобы в травах по путимать-и-мачехе цвести…
Лес шумит, но было б тихо,если б не был майский склонвозле станции Барвихачёрной стаей населён.Всё ты высчитал и взвесил,но одна загвоздка – в том,что по-прежнему невеселхрип вороний под дождём.В светлых соснах мгла густаяв воздух пасмурный взвилась,и кричит, перелетая,тенью на землю ложась…
~ 1 ~