2. «Привет тебе из северного града…»
Привет тебе из северного града,манхэттенская жительница! Окнав моей квартире инеем покрыты,трещит камин, с фонографа струятсярождественские песни. С декабрямы, милая, отрезаны от мира,портовые рабочие без деласидят в пивных, а добрые хозяйкиуже на рынках выбирают самыхупитанных индеек. В эти дникто занят верховой ездою, ктокатается на лыжах, кто проводитсубботы за бильярдом, кто – за бриджем,твоим ножом я разрезаю книги,которые с последним кораблёмпришли из Петербурга, а порою —мороз смягчится, вспыхнет пунш горячийв хрустальной чаше, мысли, будто в детстве,легки и беззаботны… К Рождествус оказией Цветков из Вашингтонапрепроводил мне вечное перо —то самое, которым эти строкинаписаны. Лишь изредка, взглянувна старую чернильницу, я вдругвздохну, вздохну– а почему, не знаю.
А что у вас? На улицах вечерних,при свете газа, музыка из окон
несётся фортепьянная? Горланятразносчики сосисок? Из гостиницна улицу выглядывают грустностарухи в чёрных платьях? Пастухииз дальних прерий, в синих джинсах, так жедивятся небоскребам и роняютширокополые смешные шляпына мостовые? Ах, американцы!И горячи, и незамысловаты,и как-то слишком деловиты – ноя чувствую завидную судьбустраны твоей, подружка… Новый Йоркещё затмит Москву и Петербург,Париж, и Рим, и Лондон… А покудамне снится – ты выходишь из театрак разъезду, усмехаясь грубой драмепровинциальной труппы, отпускаешькарету, с наслаждением вдыхаешьсырой, протяжный ветер с океана,плутающий в кирпичных – восемь, десять,а то и двадцать этажей – громадах,и старый номер «Русского богатства»из сумочки торчит. Бредёшь одна,эманципе, и шляпка без вуали…А что кинематограф? В самом делетакая удивительная штука,как пишут монреальские газеты?
3. «Почтеннейший Моргулис, высылаю…»
Почтеннейший Моргулис, высылаюкурьерской почтой рукопись, в надежде,что ты меня ещё не проклял. Долгоя с ней возился и, в конце концов,отправившись с семейством в декабрена воды, захватил её с собоюи попотел изрядно, исправляягде перевод, где – автора, который(признаюсь по секрету) простоват,и часто, часто склонен в дверь ломитьсяоткрытую. Ведь нам с тобой и так,мой Михаил, доподлинно известно,что Иисус есть Бог, что доказательствне требуется добрым христианам,а коли ты безбожник – никакаяброшюрка в сто страниц не обратитязычника в спасительную веру…Ну, не сердись. Ты, знаю, убеждён,что там, в атеистических краях,народ непросвещённый жадно ждётнапористых речей заокеанских,которые мы в меру слабых силперелагаем на язык отчизны…Вернулись с юга. Труд мой завершён.И вот в сочельник еду я со службыв омнибусе, купив жене в подарокнастольный канделябр, а сумку с текстомзасунув под сиденье. Зачитавшисьгазетой либеральной из Москвы
(там смягчена цензура, вольнодумцевосвобождают, вводят суд присяжных,купцам дают дворянство, и едва лине отменяют крепостное право),я выхожу – а сумка и останьсяв омнибусе! Моих истошных криковне слышит кучер, и ни одногоизвозчика в округе! Всё пропало!И корректура, и наброски пьесы,и дневники, и письма! Рождествоомрачено – опять до поздней ночитоскуя, правлю текст… а через двенедели – представляешь ли? – открыткуприслал мне стол находок. Отыскалсямой скучный труд! Признаться, я подумал:вот нация, достойная своейпрекрасной королевы. В ежедневномединоборстве с северной природойнет времени у честного канадцагубить страну в пожаре революций,гражданских войн и бунтов, разрушаяпорядочность грядущих поколений…Не потому ль, любезный мой Моргулис,любая смута – в Азии ль, в Европе —бросает человеческие волнык гостеприимным этим берегам?Ну, будь спокоен, милый. В третий разя книгу просмотрел, добавил новыхпоправок, можешь сразу отдавать
типографу. Даст Бог, и вправду будетв отечестве прочитан и оценензаморский проповедник… До свиданья,друг Михаил. С повинной головоюпора идти к ревнивым аонидам,утратившим былую благосклонность:уж больше года дикая Канадане слышала моей угрюмой лиры.