Мой славный друг, в торонтской глухоманилюбой талант заметнее. Ты молоди несгибаем. Отпрыск твой растётмолочным братом юного виконта.Лет через пять, когда переберёшьсяобратно в Монреаль и заведёшьоткрытый дом в Вестмаунте, явлюськ тебе на бал – и за бокалом брютауговорю, ей-богу, учредитьстипендию писателям российским.
6. «Прелестница моя, каков портрет…»
Прелестница моя, каков портрет,какое платье! Прямо как живая.А кто фотографировал? Супругзаконный, неизменный? Или дочка?Ты мало изменилась, друг сердечный —неугомонный, милый, жаркий взглядвсё так же неприкаян…В Монреалеобильный снег, навоз дымится конскийна мостовых, у ратуши изваяниндеец ледяной, – у нас зима,та самая, которой так тебенедостает во Фландрии. На дняхчитал стихи я в эмигрантском клубе.Разволновался, сбился… наконецподнял глаза. Поклонники мои(семь стариков и две старухи) в креслах,кто тихо, кто похрапывая, – спали.Поднялся я и вышел, улыбаясьневедомо чему. Ах время, время,грабитель наш. Бежать российских смут,найти приют за океаном, спатьи видеть сны – не о минувшем даже,а о подагре, лысине, одышке…Дошел до моста. На реке застывшеймучительно, нелепо громоздилисьчудовищные льдины. Экипажискрипели, матерились кучерана пешеходов, жмущихся к перилам.
В июне, в день святого ИоаннаКрестителя, такие фейерверкиустраивает мэрия! Народтолпится на мосту, кричит, теснится,и всякий год один-другой несчастный,конечно, тонет. Властная рекауносит жертву развлечений. Что ж,не отменять же празднества…Так значит,роман мой не удался? Не беда,он – плод другого времени, когдая был влюблён, порывист, бескорыстен,короче – юн. А юность простодушнорассчитывает, устранив преградык предмету вожделений, насладитьсяозначенным предметом. Я с тех порузнал, моя голубушка, тщетустремленья к счастью, научился видетьне в будущем его, не в прошлом даже,а в настоящем – скажем, в духовоморкестре у реки, где конькобежцыкатаются по кругу, в снегопадерождественском, в открытке долгожданнойот старого товарища. Об этом(а может, не об этом) всякий вечер,едва заснёт мальчишка, а супругасадится за грамматику, в гроссбухе,по случаю доставшемся, пишу ядругой роман, не представляя, ктовозьмёт его в печать. Литературасейчас не в моде, милая. А впрочем —
ты видела занятнейший отрывокв январском «Русском вестнике» за прошлыйгод? Славно пишет этот Достоевский.Фантастика (к примеру, там сжигаютсто тысяч в печке), жуткий стиль, скандалы,истерики – а право, что-то есть.Герой романа, обнищавший князь,страдающий падучей, приезжаетна родину с идеями любви,прощенья, братства и славянофильства.Наследство получает – и с однимкупчишкою (кутилой, богачом)вступает в бой за некую НастасьюФилипповну – хотя и содержанку,но редкую красавицу, с душоюрастоптанной – имеется в видуРоссия, надо полагать, дурная,безумная и дивная страна…Кто победит? Бог весть. Блаженный князь?Гостинодворец? Или третий кто-то,на вороном коне, с трубою меднойи чашей, опрокинутой на землю?
7. «Приветствую тебя, неповторимый…»
Приветствую тебя, неповторимыйДимитрий Александрович. Где бродишь,где странствуешь? На бенефис в Нью-Йоркепослав тебе свой скромный сборник, яне получил ответа… Неужелине выдержал ты испытанья славой?Что ж! От Караганды до Сан-Францискогремят твои пленительные строки,стыдливые невесты преподносятсмущённым женихам твои холстыперед волшебной ночью брачных таинств,как символ высшего блаженства, Пригов.Но, заслужив всемирный сей триумфтрудом, талантом, самоотреченьем,не возгордись, не подвергай забвеньюсвоей прискорбной участи при старомрежиме, ненавидевшем искусство.Бесстрашно мы тогда одним молилисьбогам, и в зимних прериях канадскихнередко я в слезах припоминалтвои сонеты стройные, твоихгероев древних, подвиги свершавшихна красочных полотнах, в назиданьеизнеженному зрителю.Ты быледва ли не единственной опоройвеликому призванью, что корнямиуходит в наше прошлое святое,к Державину и Рокотову. Ныне,
когда заря над родиною встала,и злые модернисты, словно бесы,рассеялись, ты стал послом достойнымотечества, в развратном Новом Светевновь подтвердив свои права на титулроссийского Монтеня.Побеждённыйучитель, умилённо наблюдаюза быстрым, ослепительным восходомтвоей звезды, гласящей возрожденьевсего, что спит в измученной душеизгнанника. Я слышал, ты сейчасна родине Лукреция и Тасса —волнуйся же в предвосхищенье первыхмазков суровой, вдохновенной кисти,любуйся на Везувий, заносибестрепетным пером в бювар походныйнаброски гармонических созвучий,достойных Гоголя… Он тоже так любилИталию! Сжимая жаркий факелпоэзии, прими благословеньеканадца незатейливого. Пустьты позабыл меня, российский гений.Жизнь коротка, а творчество бессмертно.Всходи же, не колеблясь, на Олимп,где муза ждёт тебя с венком лавровым.