В моем же все дело в душе, во внутреннем источнике силы. Вся мощь находится у меня внутри, я не оставляю ее в закутке, чтобы отыскать тайник, когда это будет необходимо, на то есть множество причин, но основная - мой страх. Я не верю никому и ничему, поэтому все свои возможности ношу с собой. Но что такое засунуть мощь десятков звезд в человеческое тело? Это просто невозможно. А значит, нужно закрыть почти полностью собственный свет. Позволить прорываться наружу только слабому лучу магии, и не более.
Все было прекрасно, и этот метод работал. Пока я не попала в тело человеческой девушки. Человек вообще не приспособлен под настоящую магию. Ему подвластна лишь магия разума, то есть гипноз, предвиденье, легкая ворожба, что же до настоящих чудес, то тело человека просто не сможет вынести поток такой силы, рвущийся наружу из глубин души. Он разорвет плоть на сотни частей. Людям, если они желают настоящей магии, нужно перестать быть людьми. Нужно стать чем-то намного большим, чем просто человек. Нужно стать богом или другим могущественным существом, но не человеком.
Мое же тело человеческое. Я только научилась немного в нем уживаться, что уж говорить о превращении человека в мага или бога, пусть и самого слабого... Для такой работы нужно время и силы, а у меня нет ни того ни другого.
Вот исходя из таких мыслей, я и оставалась в этой камере. Чего, собственно, ждала? Я и сама не до конца понимала, но по большому счету была спокойна. Меня не хотели убить. Меня хотели покалечить, а значит, я им нужна живой, а вот когда перестану быть интересной, вот тогда вопрос моего бегства встанет в полный рост. Пока же я была самой обычной девушкой, которую достаточно скучно пытали. Помню, когда я была в теле эльфийки, далеко не последнего рода, мне стабильно ломали пальцы на руках и ногах, а потом рвали уши. Вот за такие пытки стоит убивать, а плеть и вода не слишком опасны для меня. Вообще, все познается в сравнении, когда ты много раз видел зверства разумных всех рас, полов и форм, то не только привыкаешь к ним, а еще и вырабатываешь некоторую шкалу, по которой рассматриваешь собственные риски. Вот так плеть находится в самом низу, а вот отрывания, скажем, рук уже намного выше.
Пламя факела успокаивало и умиротворяло. Я чувствовала, как намокает повязка на шее, как прилипает к спине рубаха. Времени прошло уже достаточно, чтобы сочащаяся кровь перестала согревать, теперь она только замораживала.
Хотелось укрыться, погреться, но ничего, что хоть немного могло бы меня согреть, не было. Тот, кто знает, что такое влажный холод, благодаря которому коченеют руки и ноги, поймет меня. Несмотря на то, что вымотанный разум хотел сна и отдыха, уснуть было невозможно. Наверное, я бы так и пролежала до самого утра, когда стражник начнет разносить похлебку, если бы засов моего каземата не заскрежетал.
Внутрь зашел высокий человек в коричневой форме стражи. На нем не было доспехов, только сероватая рубаха, коричневый камзол и брюки, заправленные в мягкие сапоги. При нем не было оружия, в руках незнакомец держал трехногий старый табурет и какой-то сверток. Из своего положения я не могла рассмотреть лица, но к тому моменту, когда он присел в трех шагах от меня, я была уже совершенно спокойна. От него не исходило опасности или угрозы. Он не собирался меня пытать или убить. Осанка и плавные жесты выдавали в нем опытного воина, знающего, что такое настоящее сражение. А подобное не может не вызвать уважения.
Некоторое время он просто смотрел на меня, потом встал, развернул сверток. Это оказалась большая лошадиная попона из хорошей шерсти. Не одеяло или плед, а во многом даже лучше. Он медленно подошел и укрыл меня. Потом вернулся к табурету, взял что-то и вернулся. Сейчас мне хорошо было видно его лицо. Не молодой, но пышущий волей и силой мужчина. Лицо покрыто крупными морщинами. Узкий нос и губы, широкие скулы, сильная шея и карие глаза. Я не сразу узнала его. Это был начальник, то ли тюрьмы, то ли стражи. Я видела его раньше. Это он запретил бить меня через рубаху, чтобы не рвать ее. Это он отдал распоряжение, чтобы меня раз в день кормили и трижды приносили воды.
Он протянул мне большую кожаную флягу с уже откупоренным горлышком. Сесть сама я не смогла. Голова кружилась, и тошнота постоянно подкатывала к горлу. Он помог мне приподняться, аккуратно придерживая за руку. В полной тишине он позволил мне напиться, а когда я протянула ему бурдюк, только отрицательно мотнул головой, дал глиняную пробку от фляги и вернулся на свое место.