Я весь твой!
Вникни в смысл!
Разгадай же тишину ты снов моих,
Ты узнай, страшен ли лик войны,
Стон души мой
Разгадай!
Повторяй, как заклинанье, тайный знак мой, разгадай!
Повторяй, как заклинанье, тайный знак мой, разгадай!
Услышь мой голос!
Услышь, бери меня,
Услышь, бери меня!
Услышь меня!......
Gregorian - Ameno Dorime (перевод)
Я очнулась от ведра холодной воды в лицо. От удивления и шока отпрянула назад, больно ударилась затылком о каменную стену. Глаза некоторое время ничего не видят. А я уже по привычке пытаюсь понять, где нахожусь. Собственно, я там, где и была. Руки невероятно затекли, и теперь колются сотней игл мышцы. Широкие старые цепи лязгают от моих движений. Я пытаюсь пошевелиться, но ничего не выходит. Видимо, я пробыла без сознания достаточно долго, чтобы тело одеревенело. Зрение возвращается нехотя, медленно.
Вокруг небольшая камера с низкими потолками, без окон. Здесь сыро и холодно. Обычно темно, так что я, кажется, скоро начну слепнуть, превращаясь в крота. Удивительно, но несмотря на условия, воняет здесь не сильно, больше вони исходит от двух моих экзекуторов. Я сижу на полу, прикованная цепями к дальней от входа стене, на ворохе сена. Мне не дают одеяла или чего-то похожего на него, поэтому спать лучше сидя, иначе спину продувает так, что она болит даже сильнее, чем от этих двоих. Они стоят напротив меня и что-то обсуждают. Что именно для меня не так важно, поэтому я просто убавляю восприятие звуков на минимум. Чему только не научишься, оказавшись в таком месте. Единственное, что я успела понять про них, если не опускаться до оскорблений, так это то, что они люди. Один - старший, и по возрасту, и по положению. На вид ему около сорока, может, старше, низковат, с приличным брюшком и небольшой бородой. Голос у него, как у самого последнего пропойцы, а характер даже хуже: работа здесь такая, что забота о ближнем выбивается в первую очередь. Я его понимаю, далеко не любой разумный сможет работать в таком месте, значит, у него есть все задатки маньяка, но слишком много трусости, чтобы проявлять свои наклонности в армии для боя или в разбое - там ведь могут и в морду дать, а здесь никто не ответит. Второй, как я поняла, его ученик или что-то вроде того. Молодой, лет восемнадцати, худой как щепка, но немногим выше своего мастера, голос писклявый, иногда прорывается даже через все мои блоки. Глаза горят огнем от желания властвовать. Ему явно не нравятся все способы работы, но сам факт унижения других притягивает, поэтому он почти никогда не спорит с первым. При всей своей худобе тоже имеет небольшое брюшко, видимо, пьют в этом городишке все от мала до велика. На лице почти нет растительности, хотя он и пытается отрастить усы, а вот на спине и груди вроде бы не то чтобы много, но все равно прилично для человека. И воняет от них одинаково, хотя тут от всех воняет, но от них особенно. Эти двое любят жевать какую-то траву, что-то вроде табака, но в этом мире нет табака, так вот эта травка дико воняет смесью лука и прокисшего молока.
Не могу сказать, что рада своему пробуждению, как раз наоборот. Если эти двое не пожалели на меня воды, значит, пришел новый день, а точнее вечер. Эти двое любят заглядывать ко мне в каземат именно вечерами. Зачем? А вот догадайтесь... А еще можете поразмышлять, откуда я знаю про растительность на спине и груди молодого экзекутора...
Я прищуриваюсь, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Они принесли с собой факел, и несмотря на то, что он больше чадит черным дымком, чем освещает пространство, для меня света все равно слишком много. Отвыкшие глаза режет до слез. Один хватает меня за подбородок и поднимает лицо так, что я снова ударяюсь затылком. Второй в этот момент открывает с помощью простого ключа запоры на моей цепи. Кандалы так и остаются на руках, но теперь меня можно перетащить. Они и тащат, а что еще делать, если сценарий наших встреч всегда примерно один и тот же. Меня перетаскивают на середину камеры, ставят на ноги и пощечиной заставляют поднять руки вверх. Я так и делаю, высокий цепляет мои браслеты на крюк в потолке, теперь я вишу, едва касаясь мысочками пола.
Снять свою цепь с крюка, будучи подвешенным можно, но я этого сделать не могу, я вообще практически ничего не могу. Все мои силы уходят на самоконтроль, к тому же для этого нужно иметь сильное тело, а у меня такого весомого плюса нет, по крайней мере не сейчас.
А дальше начинается первая, вступительная часть нашего тройного свидания. Толстяк задирает на спине мою рубаху - она длинная, до щиколоток - и закидывает подол мне на лицо, так что теперь я могу видеть только слабый золотой свет, пробивающийся сквозь маленькие дырочки в нитях ткани. Как только я сюда попала, у меня отобрали все, что было, взамен натянули такую же рубаху, больше похожую на платье, с длинными широкими рукавами. Ткань плотная, но совершенно не греет. Здесь принято считать такую одежду исподней. Первую такую рубаху изодрали почти сразу, после чего местный начальник стражи или что-то вроде этого - он не представился, но эти двое слушались его с большим почтением - велел задирать мне подол, чтобы сберечь ткань.