Когда олень наклонился, Мэйсен прыгнул: выпрямив ноги, подбросил свое тело в воздух, раскинул руки. Невидимая, сплетенная из Песни сеть взлетела над рекой, расправилась и опала, подчиняясь его воле. Олень вскинулся, но слишком поздно. Сеть уже сжималась вокруг него, в считанные мгновения опутав гордые рога и подсекая ноги. Олень рухнул боком на гравий и испуганно заревел. Глаза животного закатились.
Мэйсен перемахнул через торчащий из воды камень, прыгнул на островок и присел на корточки рядом со своим пленником.
— Тихо, тихо, — бормотал он. — Я не причиню тебе вреда. Я здесь, чтобы отправить тебя домой.
Он погладил зверя по плечу, ощутив ладонью покалывание от нитей сетки. Мэйсен старался не задерживать руку на одном месте слишком долго, потому что плоть оленя была холодной, как зимние снега. Зверь тяжело дышал, распластавшись на гальке, серебристые копыта крошили гравий.
— Отдыхай, мой принц. Все будет хорошо.
Чернильные глаза закрылись. Олень положил голову на камни, тяжело дыша.
— Ну вот, видишь? Все будет хорошо, обещаю.
Приближение охотника Мэйсен ощутил как дрожь воздуха, как будто кто-то позади него воззвал к Песни. Он не слышал ничего, кроме шума реки, — ни звука шагов, ни шелеста листьев, — но мир за его спиной изменился, и Мэйсен понял, что охотник уже там.
На всякий случай готовя щит, Мэйсен поднялся на ноги.
«Я вижу тебя, человек».
Он обернулся. Рогатый лук был направлен ему в сердце, наконечник стрелы блестел, как лед. Сам охотник был наполовину скрыт в тени, которая падала не туда, куда могло бы направить ее солнце, да и саму тень отбрасывали огромные деревья, не похожие на те, что росли в этом лесу.
— Милорд, — Мэйсен поклонился. — Польщен встречей.
«У тебя то, что принадлежит мне. Верни это».
— Я верну его в его королевство, поскольку ему не место здесь, но не стану передавать его через вас. Я не нарушу закон.
«Отдай его мне!» Охотник сделал полшага вперед и вышел на свет. Яркие изумрудные глаза смотрели на Мэйсена поверх стрелы, ветер трепал косы, заплетенные на висках. Мэйсен встретил взгляд охотника не дрогнув.
«Отдай мне оленя, человек, иначе умрешь».
— Нет, милорд, не умру. Ваша стрела не перелетит через границу вашего королевства.
«Олень прошел в ваш мир».
— Олень нашел врата и прорвался. Здесь врат нет.
С молчаливым проклятием охотник опустил лук и ослабил тетиву. Но его взгляд по-прежнему оставался напряженным. «Я много дней охотился за ним. Загнал в тупик над водопадом, он был в моих руках».
— Тогда вы должны снова гнать его и найти другой тупик. Я не подарю вам эту добычу.
«Этим ты заслужил бы милость королевы».
— Я не ищу милостей вашей королевы. Я лишь слежу за тем, чтобы закон охоты не был нарушен. Я скован законами, как и вы.
Олень у ног Мэйсена вскинул голову. Песнь замерцала, невидимые нити вжались в по-зимнему густой мех. Олень знал, что смерть стоит на расстоянии удара, и напряг каждую клеточку тела, готовясь бежать.
Охотник вернул стрелу в колчан за спиной и расслабился. Его раскрашенная в цвета леса одежда словно раплывалась в тени, где он стоял.
«Что ж, хорошо, хранитель. Я соглашусь. Но королева узнает об этом».
— Не сомневаюсь, — сказал Мэйсен. — Это королевский олень, один из ее любимцев. Охотники гораздо удачливее вас пытались поймать его и терпели фиаско. У вас достойная компания, милорд.
Охотник зарычал. Его рука упала на пояс, и нож, сверкнув, полетел Мэйсену в грудь. Нож задрожал во вспышке сине-белого света, недовольства самой Богини. Охотник оскалился, развернулся и исчез в лесу.
Мэйсен потянулся к ножу, который завис в воздухе, и прижал ладонь к невидимой преграде. Острие ножа кольнуло его руку, не так сильно, чтобы поранить кожу, но ощутимо, как крошка под одеялом. Мэйсен нахмурился. Он вообще ничего не должен был ощутить. И нож должен был отскочить к ногам охотника, а не застрять в завесе. Это могло означать только одно: граница слабела.
В животе у Мэйсена похолодело от страха. Вуаль не слабела уже много лет, со времен грабителя. Да, в некоторых местах были прорехи, маленькие разрывы, которые пропускали мелочь из Сокрытого Королевства в мир, как порой высыпается зерно из старого мешка, но их легко было залатать, с ними можно было справиться. С тех пор как Мэйсен стал хранителем врат, он не видел ничего подобного. Здесь, в этом месте, сама ткань вуали стала не толще волоска.