— Я слышу эту музыку так давно, что уже привык к ней. Она исчезала и раньше, но тогда все было иначе. Она словно засыпала. А теперь я не слышу ее совсем, и это кажется… неправильным, хоть так и не должно быть.
— Неправильным?
— Не знаю, как это описать. Все проповеди, которые я слышал, предупреждали меня о грехе. Каждая молитва, которую я изучал, должна была оградить меня от этого. Но когда я слышал музыку, она казалась такой хорошей, такой правильной, что я не сопротивлялся. Я открывался ей всякий раз, хотя и знал, что это навсегда лишит меня благости Богини. — Гэр коснулся пальцем грудины, там, где висел маленький серебряный медальон святого Августина, пока маршалы не сорвали его вместе с цепочкой. Даже святой покровитель рыцарей не удержал его на пути к свету.
— Ты тогда был ребенком.
— Я был достаточно взрослым, чтобы понимать разницу между тем, что грешно, а что нет, — сказал Гэр. — И все равно делал это.
— Из любопытства?
— Вначале да. Но потом я просто не мог остановиться. Я знал, что это запрещено, но все равно впускал в себя музыку. Это было… божественно.
— Так что же случилось тогда на дороге? Когда ты погнал моего бедного коня на пятерых рыцарей Сювейона и напугал его так, что это стоило мне пяти лет жизни?
— Я просто хотел вырваться. Магия стремилась наружу, и я должен был что-то сделать с ней, пока не взорвался. Прости за коня.
— Да не волнуйся, ничего с ним не случится. И часто с тобой такое бывает? Часто магия берет над тобой верх?
— Иногда. — Говорить в темноте было легче, как на исповеди. — В последнее время это происходит чаще, чем обычно, хотя поначалу было совсем иначе. Каждый раз я боялся, что не смогу себя контролировать. Что случится нечто ужасное.
— Ужасней вечного проклятия?
— Я имею в виду что-то, что может навредить другим людям. — Сделать еще хуже себе самому было довольно сложно.
Альдеран затянулся трубкой, мелькнул огонек.
— С такой опасностью встречаются все, кто способен коснуться Песен земли, — медленно сказал старик. — Имея силу воли и хорошего наставника, ты сможешь научиться ее контролировать. А со временем и научишься мчаться на своем даре, как птица, поймавшая ветер.
— Но как? Кто сможет меня этому научить, кто покажет, как справиться с ней?
Последовала долгая пауза.
— Альдеран?
— Есть люди, которые смогут это сделать, — сказал наконец старик. — Если тебе удастся их найти и они захотят тебе помочь.
— Кто они?
— Они зовут себя хранителями вуали. Сейчас стараниями Церкви их осталось немного, но они все еще есть. Они могут помочь тебе.
Гэр сел, задрожав от волнения. Никогда больше не оставаться наедине с дикой магией, никогда не бояться, чем она может стать, — неужели такое возможно?
— А где мне найти хранителей? Ты это знаешь? — спросил Гэр, но Альдеран покачал головой едва ли не раньше, чем услышал первые слова.
— Не могу сказать. Они держатся как можно незаметней, боятся привлечь к себе ненужное внимание. Инквизиции давно нет, но у многих церковников есть и желание, и возможность причинить им вред.
То есть он будет так же одинок, как и прежде. Пламя надежды в сердце Гэра сменилось углями янтарного цвета. Оно не исчезло, но его было недостаточно, чтобы согреться в ночи. Гэр оперся на локоть, ощущая дыхание ветра. Звезды над головой неудержимо сдвигались к рассвету.
— Не могу понять, откуда ты столько знаешь, Альдеран, — сказал юноша. — Я умею делать вещи, о которых только читал и слышал в детских сказках, а ты говоришь о них так, словно для тебя это совершенно естественно.
— Но это же естественно. Это самое естественное в мире явление. Песнь — это часть ткани творения. Люди просто забыли, как она звучит.
Красный глаз трубки плюнул искрами и погас. Альдеран вытряхнул табак, постучав трубкой о каблук, прочистил ее ножом и снова набил.
— Я в свое время изучал Песнь, — сказал он. — Было у меня такое хобби. Она довольно хорошо описана, если искать в нужных книгах — в тех, которые Церковь еще не уничтожила. — Он сунул ветку в угли костра, поджег ее и снова раскурил трубку. — Ты знаешь, что величайшие библиотеки империи закрыты в подвалах под Сакристией, чтобы никогда больше не увидеть солнечного света? Тысячи книг, утерянное знание, которое доступно лишь хранителям Индекса?
— Но разве это не еретические книги?
— А что такое ересь, как не альтернативная точка зрения? Книгами нужно делиться, Гэр. Они должны быть открыты всем, а не спрятаны от людей только потому, что могут, небо пощади, вдруг подтолкнуть кого-то к свободомыслию.
Гэр нахмурился.
— Но Индекс был создан для того, чтобы оградить нас от греха.