– Зачем ты здесь, Габриэль Аллон?
– Мне сказали, что ты хочешь видеть меня.
– И ты прилетел? Вот так вот?
– Вот так вот.
Уголки ее губ приподнялись в улыбке.
– Что тут смешного?
– Бедный Габриэль. Ты все еще влюблен в меня, верно?
– Я всегда был в тебя влюблен.
– Но не настолько, чтобы жениться на мне?
– Не могли бы мы поговорить об этом в другой обстановке?
– Не сейчас. Я не могу оставить контору без присмотра. Это моя другая работа, – сказала она наигранно конспиративным тоном.
– Пожалуйста, передай мое почтение раввину Цолли.
– Я не уверена что это хорошая мысль. Раввин Цолли все еще сердит на тебя.
Она достала из кармана ключ и перебросила ему. Габриэль долго на него смотрел. Даже после многих месяцев разлуки ему трудно было представить, что Кьяра жила своей жизнью.
– На случай если у тебя возникнет вопрос, знай: я живу там одна. Это больше, чем ты имеешь право знать, но это правда. Устраивайся удобно. Отдохни. Ты выглядишь чертовски плохо.
– Надавали друг другу комплиментов, верно? – Он сунул ключ в карман. – А адрес?
– Знаешь, для разведчика ты слишком много врешь.
– О чем ты?
– Ты же знаешь мой адрес, Габриэль. Ты получил его в Оперативном отделе, как и номер моего телефона.
Она пригнулась и поцеловала его в щеку. Ее волосы упали ему на лицо – он закрыл глаза и вдохнул запах ванили.
Ее дом находился на другой стороне Большого канала, в Санта-Кроче, в маленьком дворике с одним-единственным входом и выходом. Когда Габриэль вошел в ее квартиру, у него возникло ощущение, будто он вернулся в прошлое. Гостиная, казалось, была создана для снимка в журнале. Даже старые журналы и газеты были словно разложены фанатиком, жаждущим создать идеальное впечатление. Он подошел к столику и стал рассматривать фотографии в рамках: Кьяра с родителями, Кьяра со старшим братом, жившим в Падуе, Кьяра с подругой на берегу Галилейского моря.
Во время этой поездки, когда ей как раз исполнилось двадцать пять лет, на нее обратил внимание сотрудник Службы, подыскивавший талантливых людей. Через полгода, после того как она получила допуск и прошла тренировку, ее послали назад в Европу в качестве bat leveyha – сопровождающей женщины-офицера. Фотографий Кьяры с Габриэлем не было, поскольку таких вообще не существовало.
Он подошел к окну. В тридцати футах внизу лениво текли маслянистые воды Рио-дель-Меджо. К дому напротив была протянута веревка для белья. В солнечном свете пьяно покачивались рубашки и брюки, а у другого конца веревки, возле открытого окна, сидела пожилая женщина, положив на подоконник мясистую руку. Она, казалось, удивилась, увидев Габриэля. Он показал ей ключ и сказал, что он друг Кьяры из Милана.
Он опустил жалюзи и прошел на кухню. В мойке стояла наполовину выпитая кружка кофе с молоком и валялась корка намазанного маслом хлеба. Кьяра, брезгливая во всем остальном, всегда оставляла посуду от завтрака в мойке до конца дня. Габриэль, хотя такая неряшливость и раздражала его, оставил все как есть и прошел в спальню.
Швырнув чемодан на незастланную постель и не дав воли соблазну осмотреть платяной шкаф и ящики, он зашел в ванную и включил душ. Открыв аптечный шкафчик, он посмотрел, нет ли там бритвы, или одеколона, или любого другого свидетельства присутствия мужчины. Он обнаружил всего два предмета, которых никогда раньше не видел: пузырек со снотворным и еще один – с антидепрессантом. Он поставил их точно на то место, где они стояли. Кьяра, как и Габриэль, была обучена замечать даже малейшие изменения.
Он сбросил одежду и швырнул в коридор, затем долго стоял под душем. Выйдя, он обмотал нижнюю часть тела полотенцем и прошлепал в спальню. От одеяла пахло телом Кьяры. Он как раз положил голову на ее подушку, когда колокола Санта-Кроче пробили полдень. Он закрыл глаза и погрузился в сон без сновидений.
Он проснулся ближе к вечеру от звука ключа, вставляемого в замок, а затем от стука каблуков Кьяры в прихожей. Она не потрудилась крикнуть, что пришла. Она знала, что он просыпается от малейшего звука или движения. Она вошла в спальню, напевая себе под нос дурацкую итальянскую песенку, которую – она знала – он терпеть не мог.
Кьяра села на край кровати, достаточно близко, так что ее бедро упиралось ему в бок. Он открыл глаза и увидел, как она сбросила сапоги и стала стягивать джинсы. Она положила ладонь ему на грудь. Он дернул за ленточку в ее волосах, и золотисто-каштановые кудри затопили ее лицо и плечи. Она повторила вопрос, который задала ему в гетто: