– Мне понравились твои феттучини и грибы. Ты лучше всех в Венеции готовишь феттучини с грибами.
– А что ты скажешь про себя? У тебя были другие женщины, пока я отсутствовала?
– Я провел все время с одним очень большим полотном.
– Ах да. Я и забыла о твоем недостатке. Ты не можешь заниматься любовью с женщиной, если ей неизвестно, что ты убивал людей ради своей страны. Уверена, ты мог бы найти кого-нибудь подходящего на бульваре Царя Саула, если бы задумал такое. Да каждая женщина в нашей Службе жаждет заполучить тебя.
– Ты слишком много разговариваешь. Я никогда не закончу рисунок, если не перестанешь болтать.
– Я проголодалась. Не следовало тебе упоминать о еде. Кстати, как там Лея?
Габриэль перестал рисовать и, подняв от альбома взгляд, возмущенно посмотрел на Кьяру, словно хотел сказать ей, что ему совсем не нравится такая развязная манера упоминать о его жене в разговоре о еде.
– Прошу прощения, – сказала Кьяра. – Как она?
Габриэль услышал, как произнес, что Лея чувствует себя хорошо, что он два-три дня в неделю ездит в психиатрическую больницу на горе Херцль, чтобы побыть с ней несколько минут. Он произносил эти слова, а в мозгу вновь возник образ маленькой венской улочки недалеко от Юденплатц, где от заложенной в машину бомбы погиб его сын и возник ад, разрушивший тело Леи и укравший ее память. Тринадцать лет она молчала при нем, да и теперь говорила очень коротко. Недавно в больничном саду она задала ему тот же вопрос, что и Кьяра минуту назад. Были ли у него другие женщины, пока она отсутствовала? Он сказал ей правду.
«Ты любил эту девушку, Габриэль?»
«Любил, но расстался с ней из-за тебя».
«Зачем, любовь моя? Посмотри на меня. От меня ничего не осталось. Ничего, кроме воспоминаний».
Кьяра погрузилась в молчание. Свет, падающий на ее лицо, из кораллово-красного стал серым. Толстуха появилась в окне напротив и стала быстро снимать белье. Кьяра натянула простыню до горла.
– Зачем ты это?
– Я не хочу, чтобы синьора Лоренцетто видела меня голой.
Габриэль сдернул простыню до прежнего положения и чиркнул углем по ее груди.
– Наверное, мне следует вернуться в Иерусалим, – сказала она. – Если, конечно, ты не собираешься сказать Шамрону, что не можешь взять на себя Спецоперации, так как возвращаешься в Венецию.
– Это соблазнительно, – сказал Габриэль.
– Соблазнительно, но невозможно. Ты лояльный солдат, Габриэль. Ты всегда делаешь то, что тебе говорят. Всегда так было. – Она стерла след угля с груди. – По крайней мере, мне не придется отделывать квартиру.
Габриэль не поднимал глаз, глядя на свой альбом. Кьяра внимательно посмотрела на него и спросила:
– Габриэль, что ты сделал с квартирой?
– К сожалению, мне нужно было место для работы.
– Так что ты просто переставил вещи?
– Знаешь, а я тоже проголодался.
– Габриэль Аллон, там хоть что-то осталось?
– Сегодня тепло, – сказал он. – Сядем на пароходик, съездим в Мурано и поедим рыбы.
Глава 9 Иерусалим
На другой вечер, в восемь часов, Габриэль вернулся на Наркисс-стрит. Машина Шамрона стояла у тротуара, и Рами, его охранник, дежурил на дорожке у номера 16. В квартире Габриэль обнаружил, что все освещение включено и Шамрон пьет кофе за кухонным столом.
– Как вы вошли?
– В случае, если ты забыл, это ведь была конспиративная квартира Службы. И в административно-хозяйственном отделе есть ключ.
– Все это так, но я летом поменял замки.
– В самом деле?
– По-видимому, мне придется снова их поменять.
– Не трудись.
Габриэль распахнул окно, чтобы выпустить дым из комнаты. На одном из его блюдец лежали, словно отстрелянные гильзы, шесть окурков. Значит, Шамрон уже какое-то время тут сидит.
– Как в Венеции? – спросил Шамрон.
– Венеция прекрасна, но когда вы в следующий раз вломитесь в мою квартиру, пожалуйста, будьте так любезны не курить. – Габриэль взял за краешек блюдце и сбросил окурки в мусорный бак. – Что случилось такого срочного?
– Новое сообщение о саудовце, связанном с нападением на Ватикан.
Габриэль посмотрел на Шамрона:
– И кто же это?
– Ибрахим эль-Банна.
– Клирик-египтянин? Почему-то я не удивлен.
Габриэль сел за стол.
– Два дня назад глава нашей резидентуры в Каире имел тайную встречу с одним из наших главных источников в египетском Мухабарате.[5] Выходит, что профессор Ибрахим эль-Банна был задолго до своей поездки в Ватикан крепко связан с воинствующими активистами. Его старший брат был членом Мусульманского братства и ближайшим сподвижником Ямана аль-Завахири, второго человека в «Аль-Каиде». Племянник отправился в Ирак сражаться с американцами и был убит при осаде Фаллуджи. Пленки с записями проповедей имама, похоже, обязаны слушать египетские воинствующие исламисты.