- Стоять! Не тронь его, негодяй! - заорал Алёша.
В этот момент светловолосый ударил Лёшу снова, потом ещё и ещё. Теперь он бил без перчатки, голова Алёши дёргалась, точно мячик. Слёзы и кровь смешались на щеках. Было больно, но Алёшку душила не боль, а обида.
Когда светловолосый остановился, чернявый хохотнул.
- Зачем было так мордовать? Чтобы труп не опознали?
- Сказал же, не будем их убивать, пусть Юргис решает, как с ними быть. Потанинский зять - это тебе не мужик-голодранец с Алфёрьевки или Корчухи, за него и выторговать что-то можно будет, если вдруг что пойдёт не так.
- У нас всё пойдёт так... так, как надо... пойдёт, как по маслу. Уж я тебе в этом ручаюсь.
- Сказал, не будем убивать, - значит, не будем!
Чернявый сжал кулаки, но, при этом, вдруг улыбнулся.
- Чересчур ты у нас рассудительный, Михайло Григорич. Ладно... убедил, пусть пока живут. У нас ведь ты за безопасность груза отвечаешь. А я кто? Ша́вка мелкая, вроде пуделя. - Чернявый захохотал, потом ухватил Фролку за шиворот и подтащил к повозке. - Садись, дурила, и пристраивайся в конец обоза и юнкерка своего не забудь. С нами поедете, а если что не так... Не взыщи, пристрелю.
- Нет уж, пусть Сиплый их везёт, - светловолосый махнул рукой, от обоза отделились двое дюжих мужиков в потрепанных кафтанах и треухах. - Связать этих, и Сиплого сюда. На козлы, а ты... - он строго посмотрел на чернявого, - прав. Я за безопасность груза отвечаю, поэтому решать мне.
Чернявый замахал руками и отвесил всё ещё стоящему на коленях Фролке оплеуху.
- Да, я ж разве спорю. Но, помни, Михайло Григорич, с тебя и спрос. Перед Ю́ргисом в первую очередь именно тебе ответ держать, ежели мы с тобой общее дело завалим.
[1] Поль Мари́ Верле́н (1844-1896) - французский поэт, один из основоположников литературного импрессионизма и символизма.
Глава вторая, в которой Фролка проявляет чудеса осведомлённости
Здоровенный детина с окладистой бородой бесцеремонно тряхнул Алёшу точно куклу. Сопротивляться не имело смысла. Чернявый Сёма держал повозку под прицелом. Острые, точно нож, ремни врезались в кожу, Алёша стиснул зубы. Рядом на земле охал и стонал Фролка, которому заламывал за спину руки ещё один из обозников. Когда Фролку впихнули внутрь, слева мелькнула тень, кто-то буквально вломился в повозку. Алёша отшатнулся, потому что увидел совсем рядом огромные клыки. Слюнявая пасть едва не коснулась его лица.
- Черкес, назад! - прикрикнул светловолосый.
Собака отбежала от повозки и уселась на снег.
Неплохие у них собачки. Всё понимает - это же ирландский волкодав. Охрана у обозников и впрямь была нешуточная, дивился Алексей, даже собаки особых мастей.
- Где там этот тетеря? Долго будем его ждать? - крикнул чернявый.
К повозке приблизился сутулый рыжебородый дядька в мятом армяке.
- А ну, двиньсь, - он оттолкнул перепуганного Фролку и уставился на Алёшу. - Везти так везти, наше дело привычное.
От него пахло махоркой и чесноком, говорил он так, точно был сильно простужен, только очень громко. На голове мужика сидела огромная мохнатая папаха, надвинутая до бровей, рукавицы были драные, с тёмными пятнами. Мужик проверил ремни, которыми были связаны руки пленников, покачал головой и уселся на облучок.
- Чего, Сиплый, боишься, что кто-нибудь из них тебя сзади по башке огреет! - ухмыльнулся вязавший Фролку обозник.
- Ась!.. - новый возница вытянул шею и приложил руку к уху.
- Ты бы шапку снял, дурень. И так глухой, а ещё мешком овчины себе уши закупорил, - мужик посмотрел на приятеля, все, кроме светловолосого, заржали, влезли на коней и вернулись к обозу.
Сиплый отмахнулся, ухватил вожжи и хлопнул коренника по крупу. Повозка двинулась и вскоре оказалась в самом хвосте обоза.
Алёша, всё ещё не пришедший в себя, оттого что с ними случилось, пытался освободиться от пут.
- Ты бы, мил человек, не ёрзал попусту, - сказал Сиплый. - Вывалишься из кареты, голову разобьёшь. Сбежать тебе всё равно не удастся. Семён Саич вон, в хвосте едет. Увидит, что ты выпрыгнул, так бока намнёт.
- Не больно-то я его боюсь, этого вашего Семёна Саича, - проворчал Алёша, но вертеться перестал.
Сиплый не ответил, почесал свою рыжую бороду, повернулся и подхлестнул пристяжную.
- Не услышал он тебя, ваш бродь. Видать совсем глухой, - пояснил Фролка. - Но прав он, чёрт охрипший, не вертелся бы ты. Этот Сёма и впрямь не тот, с кем стоит шутки шутить.
- Так говоришь, будто с ним давно знаком. Ты что же, знаешь его?
- А кто ж в нашем приграничье его не знает? Семён Исаевич Штейн, по прозванию Сёма Авиатор. Личность в наших краях весьма известная. Среди тутошних фурманов[1] он один из наиглавнейших.