Специалисты говорят о стадиях горя, как будто можно ожидать, что люди, как по инструкции, будут переходить от одной к другой. В Хэне стадии перемешались — злость, отрицание, отчаяние — без намека на то, чтобы смириться, не говоря уже о том, чтобы принять горе.
Удрученное состояние мужа — вот что беспокоило Лею больше всего.
Хоть он и первым стал бы это отрицать — причем шумно, его горе подпитывало некоторый рецидивизм, возвращение прежнего Хэна: одинокого Соло, который защищал свою чувствительность, держа всех на расстоянии вытянутой руки, который заявлял, что его не волнует никто, кроме него самого, который позволял возбуждению заменять чувство.
Когда Дрома — еще один искатель приключений — впервые появился в поле зрения Хэна, Лея боялась худшего. Но, узнав рина, даже слегка, она воспряла духом. Не будучи заменой Чуи — потому что, кто мог его заменить — Дрома, по крайней мере, давал Хэну возможность выстроить новые отношения, и, если Хэну это удастся, он, вероятно, сможет найти способ вновь обрести те, что были проверены временем и опытом. Жизнь покажет — и что будет с Хэном, и с их браком, и с йуужань-вонгами, и с судьбой Новой Республики.
Щеголяя полоской зудящей синтеплоти на щеке, Лея оставила своих помощниц и начала бродить в пассажирском трюме, где беженцы уже требовали пространства на палубе. Несмотря на битву, бурлящую вокруг транспорта, внутри преобладала атмосфера болтливого оживления. Лея заметила посланника Новой Республики на Гиндине и направилась к нему. Мужчина безупречной красоты сидел, подперши голову руками.
— Я обещал, что увезу с планеты всех, — мрачно поведал он Лее. — Я подвел их, — он покачал головой. — Я подвел их.
Лея утешительно погладила его по плечу.
— Награжден Почетной медалью за битву при Кашиийке, отмечен за образцовую службу во время Йеветского кризиса, бывший член Сенатского Консультативного Совета при главе государства… — Лея остановилась и улыбнулась. — Оставьте свои самобичевания для йуужань-вонгов, посланник. Вы сделали больше, чем кто-либо думал, что возможно.
Она двинулась дальше, слушая обрывки разговоров, посвященных главным образом неопределенному будущему, слухам об ужасах в лагерях беженцев или критике правительства и военных сил Новой Республики. Она обрадовалась, увидев, что рины нашли себе место, пока не поняла, что их изгнали в темный угол трюма и что никто из многочисленных видов рас не снизошел до того, чтобы сидеть в метре от них.
Лее пришлось идти к ним извилистой дорогой, сквозь, а иногда и через семейные и другие группы. Она обратилась к женшине-рину, которая держала ребенка.
— Когда вы грузились на корабль, я слышала, как кто-то упомянул имя Дрома. Это распространенное имя среди вашего вида? Я спрашиваю только потому, что знаю рина по имени Дрома — немного, по крайней мере.
— Мой племянник, — ответил единственный мужчина-рин среди них. — Мы не видели его с тех пор, как йуужань-вонги напали на Орд Мантелл. Сестра Дромы была одной из тех, кого вы… кто выбрал остаться на Гиндине, — он кивнул на ребенка. — Ребенок — ее.
— О нет, — произнесла Лея, больше себе самой. Она сделала вдох и выпрямилась. — Я знаю, где ваш племянник.
— Значит, он в безопасности?
— До известной степени. Он с моим мужем. Они вас всех ищут.
— Ах, какая ирония судьбы, — посетовал рин. — А теперь мы еще больше разлучены.
— Как только мы достигнем Раллтиира, я попытаюсь связаться с мужем.
— Спасибо, принцесса Лея, — поблагодарила одна из них, Мелисма, застав ее этим совершенно врасплох.
— Посол, — поправила она.
Они все улыбнулись.
— Для ринов, — объяснил мужчина-рин, — вы навсегда останетесь принцессой.
Замечание одновременно и согрело сердце Леи, и охладило его. Прежде всего, ринов не было бы на Гиндине, если бы Лея не переселила их с Билбринги. И как быть с теми шестью, которых она была вынуждена оставить в ожидании тюрьмы или смерти? Была ли она принцессой или дезертиром в глазах сестры Дромы? Льстящее замечание казалось искренним, но, возможно, это, скорее, было иронией судьбы. Лея шла на мостик, когда транспорт дал сигнал боевой тревоги. К тому времени, когда она добралась до командного центра, корабль уже дрожал от сотрясавших его взрывов, которые испытывали на прочность щиты.
— Посол Органа Соло, — поприветствовал капитан Иланка с вращающегося кресла, когда за изогнутым иллюминатором вспыхнул яркий свет. — Рад, что вы на борту. Как я понимаю, вы последняя, кто сел на эвакуационный корабль.
— Насколько большие у нас неприятности? — поинтересовалась она, проигнорировав сарказм.
— Я бы классифицировал нашу ситуацию как отчаянную на грани безнадежной. В остальном у нас все отлично.
— У нас хватает мощности для прыжка?
— Навигационный компьютер работает над координатами, — доложил навигатор от своего пульта.
— Кораллы-прыгуны в погоне, — добавил старшина. Лея взглянула на наводящий дисплей, который показывал двадцать или больше стреловидных силуэтов, быстро приближавшихся к кораблю. Она повернулась, чтобы взглянуть на Гиндин, и снова подумала о тех тысячах, которых она была вынуждена бросить на произвол судьбы. Потом она неожиданно вспомнила, что не видела Вурта Скиддера ни на борту челнока, ни во время прогулки по транспортнику. Она собиралась вызвать его по комлинку, когда на мостик ступил рейсовый офицер эвакуационного судна. Он помнил Скиддера, ровно как и приказы Леи.