Она пристально уставилась на короля — на собственного брата, уносясь мыслями в далекое детство, где они вместе играли в песке, где ссорились из-за сущих пустяков.
Как же мы дошли до подобной жизни? — размышляла Атайя.
— Я предлагаю тебе еще одну возможность, — заявил король и выдержал многозначительную паузу. — Ты можешь отказаться от своих слов. Публично отказаться от того, что говорила, и признать свои выходки в Кайбурне ересью.
Она долго молчала, наконец заставила язык двигаться.
— А что, если я этого не сделаю?
— Тогда приговор будет приведен в исполнение быстрее, чем обещано.
Атайя вспомнила вдруг, как однажды ей уже предлагали променять жизнь на магию. Это был случай с Родри…
— Ты все равно убьешь меня, Дарэк. Зачем же мне бессмысленно отказываться от своих убеждений?
Дарэк снисходительно улыбнулся:
— Ты ошибаешься. Я позаботился бы о том, чтобы тебе нашли местечко в монастыре Святого Джиллиана. Там ты остаток дней своих молила бы Господа о прощении за содеянные злодеяния. Если твою магию заблокировать, ты не представляешь опасности для окружающих. Поэтому я согласен на подобную милость.
Атайя слышала об этом монастыре, расположенном на северо-западном побережье Кайта в пустынном, забытом богом месте. Туда ссылали заключенных — членов королевской семьи, тех, кому по счастливой случайности удавалось избежать смерти. Ее там никто не найдет…
Даже если кто-нибудь и доберется туда, чтобы вызволить ее, будет поздно.
Однажды она видела собственными глазами, что может произойти со скопившейся в большом количестве магией. От воспоминаний о разлетевшемся на куски теле Родри по спине пробежала дрожь. Хедрик предупреждал ее, какую опасность представляет собой заклинание блокировки. Пройдет еще какое-то время, и колдовство сведет ее с ума. А потом наступит смерть.
Единственное, чего Атайя не знала, — как это будет выглядеть: тихо и незаметно или как в случае гибели Родри. Представив на мгновение, что ее голова разлетается на куски, как ударившаяся о скалу тыква, Атайя поморщилась.
— Ты принимаешь мое предложение?
Голос Дарэка прозвучал неприятно милосердно. Если Алдус рассказал им, к каким последствиям приводит продолжительная блокировка магии, то ему известно, что смерти Атайе не избежать. Все, что он предоставлял ей, так это небольшую отсрочку кончины. Тем не менее, заполучив еще несколько дней, она могла подумать о возможных способах побега…
— У меня нет другого выбора, так ведь? — спросила она, изображая повиновение королю.
— Очень хорошо! — Король энергично кивнул. — Завтра на рассвете мы отправимся в Кайбурн. Господа, прошу считать заседание Совета закрытым.
Оставшись одна в своих покоях, несмотря на то что радоваться было нечему, Атайя поблагодарила Господа за то, что никого не взяла с собой к Алдусу, за то, что несет ответственность лишь за свою судьбу и никого больше не подвергла опасности.
Она упала на кровать, уткнувшись лицом в голубые покрывала.
О, Джейрен! Как хорошо, что тебя нет рядом, что ты не видишь весь этот кошмар.
Небо на горизонте уже окрасилось в оранжево-розовые тона, а отец Алдус все еще просматривал книги в кабинете колдуна Родри. Он находился здесь с самого утра, подчинившись указанию епископа изучить все имевшиеся здесь материалы.
— Еще одна, и ухожу, — пообещал себе Алдус, устало потер глаза и поднял голову, рассматривая пыльные книги.
Вообще-то ничего особенно интересного ему пока не удалось обнаружить. За несколько часов Алдус нашел пару наспех начерченных карт троп, потрепанную книгу магии и многочисленные заметки и трактаты о визуальных сферах, особенностях их функционирования и прочих банальных вещах. Хотя, как отметил король, в нужную минуту само знание могло выступить в роли оружия.
Алдус зажмурил глаза: голова неприятно побаливала. Около полудня он почувствовал резкую боль в затылке, но к вечеру она ослабла.
Снимая с полки очередную, последнюю на сегодня книгу в старом коричневом переплете, Алдус случайно смахнул на пол сложенный вчетверо тонкий пергамент.
То, что он увидел в нем в первое мгновение, поразило его и вызвало в нем приступ любопытства: исписанный мелким почерком листок пестрел тут и там именем «Атайя».
Алдус принялся читать, чувствуя все большее волнение.
— О Боже!
Он не заметил, как в палату вошел епископ Люкин, и обратил внимание на его присутствие, лишь когда увидел тень на стене.
— Дорогой мой, вы выглядите так, будто перед вами привидение! — ухмыльнулся Люкин.
Алдус схватился за сердце, словно хотел проверить, что оно все еще бьется. Потом растерянно пробормотал:
— Простите, епископ, я не заметил, как вы появились здесь. — Он рассеянно глянул на зажатый в собственной руке пергамент. — Заседание окончено?
— О да! Я и не думал, что на это уйдет много времени.
— Если позволите узнать, каково решение? — озабоченно сдвинув брови, поинтересовался молодой священник.
— Принцессу приговорили к сожжению на костре…
Алдус ахнул.
— Вы ведь говорили мне, что ее отправят в отдаленный монастырь, дадут возможность молиться о спасении души!
— Вы не позволили мне закончить! — сердито заметил Люкин. — Ее не сожгут, если она публично отречется от своих убеждений. Кстати, завтра мы отправляемся в Кайбурн. — Люкин довольно потер руки. — Нелепый поход будет завершен, а затем король отошлет свою сестрицу в монастырь Святого Джиллиана, тогда нам нечего опасаться.
Алдус кивнул, немного успокоившись. Он согласился помочь епископу заманить Атайю в ловушку только при условии, что ей сохранят жизнь и она сможет вымолить у Бога прощение за содеянные грехи. О губительной силе заклинания блокировки ему было известно, но он надеялся, что молитвами добросердечных монашек свершится чудо и Атайя не погибнет.
Лукин строго взглянул на Алдуса.
— Надеюсь, вы не изменили принятого решения?
— Н-нет-нет…
— Замечательно. Я пришел сообщить вам о еще одном задании короля. Капитан гвардии только что вернулся из Рэйки и привез с собой другого колдуна… с иностранной фамилией… Маклауда! Его величество желает, чтобы вы заблокировали и его магию. Думаю, трудностей не возникнет. Он в неважном состоянии.
Алдус задумчиво кивнул.
— Тогда пошли!
Только когда Алдус наклонился к лампе, чтобы погасить свет, он вспомнил о найденном им пергаменте.
— Кстати, епископ, я обнаружил здесь нечто такое, что непременно должно заинтересовать его величество и, возможно, изменить его решение относительно судьбы Атайи. — Он протянул пергамент Люкину. — Родри пишет, что почувствовал, как король Кельвин первым применил против Атайи одно из заклинаний, а она лишь защищалась, причем действовала инстинктивно. Здесь упоминается также о дне похорон Кельвина, о том, что Атайя явилась в собор для того только, чтобы попрощаться с отцом.
Лицо Люкина помрачнело, и чем дальше он читал, тем больше хмурился.
Алдус отступил назад, подозревая, что епископ в ярости швырнет пергамент в огонь.
— И что меняет эта писанина, отец Алдус?
— Эти записи служат доказательством того, что Атайя не убивала отца намеренно… — растерянно ответил Алдус.
Епископ стиснул зубы.
— Мне кажется, вы все еще сохраняете верность этой еретичке. Учтите, что ваше положение тоже слишком зыбко. Если архиепископ найдет вашу преданность церкви недостаточной, то сразу же подпишет приказ о проведении церемонии отпущения ваших грехов. И настоятельно советую вам забыть о том, что вы прочли, — добавил зловещим тоном Люкин, с остервенением смял пергамент и швырнул его в огонь.
Алдус почувствовал, направляясь к двери вслед за епископом, как к щекам прилила кровь. Он оглянулся на быстро чернеющую, скручивающуюся со всех сторон записку Родри и невольно представил, как огонь охватывает человеческое тело.