— Простите, можно вопрос? — сказал я.
Все снова обернулись в мою сторону, но я уже был настроен весьма решительно, поскольку как всегда мне пришла в голову совершенно бредовая на первый взгляд идея, но я решил её высказать, поскольку не мог сдержаться, а поскольку обсуждения только начиналось, она могла быть либо сразу отвергнута, либо рассматриваться, как одна из составляющих.
Фейнхотен, снова посмотрел на меня, и в его взгляде я прочел: — ну выдай что-нибудь такое, что сдвинет нас с мертвой точки, ты же можешь, — это придало мне уверенность, и я произнес:
— Имея весьма поверхностные представления о машине времени, я все же понял, что в прошлое можно отправиться даже на космическом корабле, что мы и сделали накануне. При исследовании будущего, туда отправляется только человеческое сознание. При этом оно, если я опять-таки правильно понял, не является материальным, а раз так, то нельзя ли попытаться как-то соединить плазму, как это сделал в своем эксперименте Йоа, с этим сознанием. Интересно, что мы получим? Возможно, я ошибаюсь или нет?
Все сидели и смотрели на меня. По выражению лиц инопланетян, да еще вдобавок с разных планет, совершенно невозможно было понять их реакцию, а потому первой моей мыслью после произнесенной фразы, было: — блин, кажется, я попал впросак и высказал сущий бред, или наоборот моя идея гениальна. Главное весьма странная реакция у этих инопланетян. Тормознутые они все какие-то. Черт, кажется все же бред, может извиниться? Пауза затянулась, наконец, Друминган произнес:
— Простите, а на вашей планете, вы каким направлением в науке занимались?
Я опешил, решив, что действительно высказал какую-то бредовую идею, и потому вяло ответил:
— Вообще-то я сантехник. У вас это называется младший обслуживающий персонал. А наукой я вообще не занимаюсь, два последних года пытался заниматься бизнесом,… поэтому прошу извинить, если я предложил абсурдную идею и….
Фейнхотен прервал меня и тихо произнес:
— Гениальность мой друг в том, что подчас творец идеи сам не подозревает, что он создал. Вы только что высказали мысль, которая требует не просто осмысления, а немедленного и коллективного рассмотрения. Понятно?
Он встал из-за стола, подошел ко мне и обнял.
Я был растроган чуть не до слез и рад, что мысли высказанные вслух не всегда оказываются столь нелепыми, как получилось накануне.
— Ну что, — сказал Фейнхотен, — все еще стоя рядом со мной и держа руку на моем плече, — давайте прикинем возможность такого эксперимента, его последствия, и что нам это может дать?
Вслед за этим собравшиеся наперебой начали говорить, предлагая различные технические решения данной проблемы, и работа закипела полным ходом. Я практически не принимал во всем этом никакого участия, поскольку ничего не понимал, о чем они говорят, так как большинство переводимых терминов были для меня абсолютно непонятны. Однако я был счастлив тем, что высказанная мной идея оказалась не столь уж бредовой, а даже наоборот, если и не гениальной, то вполне интересной для рассмотрения. Впрочем, в тот момент, я чувствовал себя на вершине мира, не хватало фанфар и грома аплодисментов в мою честь. Я отошел в сторону, и, прислонившись у пульта какого-то устройства, с интересом наблюдал за всей группой собравшихся. Три голографических экрана, которые находились вокруг стола, непрерывно меняли изображения. Чертежи уступали место какими-то графиками и таблицами, то и дело мелькали объемные изображения моделируемых процессов, чертежи экспериментальных установок уступали место длинным формулам и математическим расчетам. И снова цифры, чертежи, споры и рекомендации. Наверно так же происходит в любом конструкторском бюро или институте, когда обсуждается сложная и интересная, а главная совершенно новая задача, которая захватывает всех своей новизной и хочется поскорее от чертежей перейти к испытанию опытного образца. Все были так увлечены, что до меня им не было никакого дела.
— И, слава богу, — подумал я, — как странно все же устроен мир. Еще вчера, я высказал мысль, которая настолько покоробила их, что только вежливый ответ Фейнхотена, не вызвал бурю негодования с их стороны. А сегодня я снова на гребне. Моя идея или вернее вопрос, стал отправной точкой для серьёзного обсуждения. Может прав Фейнхотен, идеи витают в воздухе, и вовсе не обязательно быть гениальным ученым, достаточно подумать, а почему нельзя так или иначе. Да, всё же земное образование, которое я получил в молодости и стал инженером, кое-что да значит. Оно дало мне самое главное, умение размышлять и ставить вопросы, думать и пытаться решить ту или иную задачу. Оказывается и земляне, хотя и находятся на более низкой ступени развития, что-то могут. Я стоял и тешил себя подобными мыслями, когда увидел, что Фейнхотен машет мне рукой и просит подойти.