- Вздремни ты, - предложил я.
Во сне Фима запел. Слова были на русском.
- Переведи! - попросил я, когда ефрейтор проснулся.
Он перевёл: "У попа была собака. Он любил её. А она любила мясо. Любое мясо. Кроме старого, испорченного. А ещё была у попа жена. Собака жену попа не кусала, потому что под одеждой этой женщины мясо было уж очень не свежее".
Я сказал:
- Врёшь, Фима!
- Спроси сам! - обиделся Фима. - У собаки…
На память пришёл Джозеф Джейкобс, который считал, что читать стихи в переводе, то же самое, что целовать женщину, лицо которой покрыто вуалью.
***
Ночь-день…
День-ночь…
Ефрейтор Фима кивнул на рацию.
- Ну?
Я развёл руками.
- Молчит?
- Глухо!
Вокруг –
смрадный,
зудящий,
лязгающий мир.
Обжигая наши руки, лица, шеи, приставали комары.
Рядовой Иона возмутился:
- Сколько ещё торчать здесь?
Я вяло возразил:
- Вроде бы движемся. Во времени и пространстве…
- Разве что во времени, - ухмыльнулся Иона, - а что до территории, то…
Я пожал плечами.
- Не все свои законы природа раскрывает.
Иона шмыгнул носом и отошёл в сторону.
Чтобы как-то отключиться от состояния непонятного бездействия, я решил завести беседу об Апуллее, но бойцам было не до него.
Вспоминалось:
"- И люди же там! Представьте, никогда не спят!
- И почему не спят?
- Они не устают!
- А почему не устают?
- Потому что дураки.
- Разве дураки не устают?
- А чего дуракам уставать?"*
Ночь отступала.
Звёзды гасли.
Где-то я слышал, что звёзды в небе – это плод любви, результат соития неба с… С кем именно – загадка. Чьей любви – тайна.
За город Газа опустилась луна, на небе корчились, строя рожицы, облака, и, будто лизнув по оставленным на небе ночным ранам, пробежался зыбкий утренний луч солнца.
Мы достали консервные банки и принялись поедать бобы в томате. "Что-то будет…", - подумал я и сказал себе: "Не дёргайся! Fatum non penis, in manus non recipis"**
- Хотел бы я знать, - проговорил рядовой Тувье, - чем в эти минуты занят Бог?
Алекс помахал небу рукой, попросил Создателя откликнуться.
- Не отзывается, - пожаловался Алекс.
- Может, так даже лучше? - заметил Николай и рассказал анекдот: "Доктор, - спросила больная, - почему, когда я говорю с Богом, это называется молитвой, а когда Бог разговаривает со мной, это называется шизофренией?"
Я с облегчением подумал: "Со мной Он, вроде бы, разговоров не заводит…"
*Франц Кафка. "Дети на дороге"
** (лат) Судьба не член, рукой не ухватишь.
Опустившись наземь, Юваль Лерман грыз печенье.
***
Полдень.
Час воспалённого солнца.
Дряблый, потный воздух.
Мы достали консервные банки и принялись поедать бобы в томате.
Город Газа выплёвывал из себя ракеты, и тогда я шептал: "Vade retro, Satanas!"*
В расположение нашего взвода забрела серая коза. Оценив армейский быт, она высказала что-то на своём козьем языке и, торопливо перебирая ножками, повернула назад.
***
Вечер…
"Возможно, - подумал я, - сейчас Лия смотрит на закат солнца? И мама смотрит…"
Николай лежал на траве и наблюдал за тем, как, подталкивая друг друга рыхлыми бёдрами, в небе покачивались облака. Вдруг он запел.
- Переведи, - попросил я.
Он перевёл: "Дамы, дамы, не крутите задом, это не пропеллер, вам говорят"
- Сочинил ты? - спросил я.
- Возможно, - ответил Николай. - Уже и не припомню.
Я раскрыл мобильник, проговорил:
- Лия, Марк Аврелий считал, что человек бывает счастливым лишь тогда, если сам себя таковым считает.
- Ты себя таковым считаешь?
- У меня есть ты…
***
Месяц назад поэт Давид Полонски доверительно сообщил:
- Жажду сделать ребёнка.
Я скосил глаза,
подвигал носом,
пошевелил ушами.
- Кто счастливица?
Давид покрутил шеей.
- Как тебе объяснить?
Я снизошёл:
- Ничего объяснять не надо – мне подумалось, что если человек говорит "как тебе объяснить?", то он или не в ладах со словами, или же толком сам не знает, чего хочет.