— Через два дня выходной, — сообщила она. — Суббота. Самое время порезвиться.
— Только без меня, — вставила Сара, продолжая колдовать над снимками.
— Да, Голду Меир[53] придется оставить здесь.
Кертис отреагировал только на замечание Паолы: «Самое время порезвиться». Он недовольно оглядел её.
Казалось, Паола читала его мысли.
— А что, сэр, рванем центр, а в тюрьме на выходные останется только с десяток солдат.
— Вот именно останется. — Он продолжал смотреть на Паолу. — А мне трупы не нужны. Вот здесь, — он ткнул карандашом в карту, — и здесь два основных узла связи. С сигнализации мы их снимем, здесь проблем нет. Учитывая психологию и собственно наш опыт, со стороны охранников вначале будет попытка включить сигнализацию, что они и сделают, будучи уверенными, что она сработала. Потом все как один схватятся за оружие. На какое-то время рации останутся нетронутыми, а дальше мы и сами не дадим ими воспользоваться. Задача вроде бы и несложная, но мы упираемся в два фактора, один маленький, другой большой. Маленький — это ответный огонь. Большой — это спеццентр, будь он не ладен. Любая осечка, и сигнал из здания тюрьмы пойдет на пульт центра. Вроде бы все условия есть, операция будет происходить на удалении от центра, практически нас не видно.
— Зато слышно.
— Да уж… Не пройдет и пяти минут, как на нас уставятся триста стволов боевиков «Мерака», а над головами затарахтят винты четырех вертолетов.
— Они стоят вот здесь, — Сара указала на снимок, — на бетонированной площадке. — Она снова сверилась с записями по фабрике. — Здесь дефибрер, вот тут бывший сгуститель, а это, наверное, сгустительный бассейн. Сейчас он представляет из себя бетонированную площадку. И вот на ней — раз, два, три. Три вертолета, сэр.
Кертис махнул рукой: от этого не легче.
— Я предлагаю использовать «ви-кси».
Джулия, глядя на Фей Грант, покачала головой.
— Это был бы оптимальный вариант, с меньшей токсичностью использовать нервно-паралитический газ бессмысленно. А у «ви-кси» слишком убойная концентрация. Про паралитик придется забыть.
Паола настаивала на своем:
— Тут нечего думать. Обычный прямолинейный штурм, безо всяких там хитростей. Мы уложимся в три-четыре минуты и будем отходить. На отход нам понадобится ещё 15–20 минут. Эх, была бы здесь Лори, она бы сказала, что это прогулка по лесу, а не работа. В этом деле главное — отход. Как у нас с тылами, полковник?
Кертис снова проигнорировал выступление бойца, но он понимал ее: Паола ради Лори могла рискнуть головой. Да все они готовы рискнуть. Он поблагодарил Паолу глазами, раскрыл ещё одну карту и подозвал Фей.
— Как бы то ни было, давай посмотрим. Сто метров сюда и сто двадцать сюда. — Кертис установил на карте острие карандаша. — Самое удобное место вскрыть кабель. Посмотри-ка его характеристики, Фей.
Фей Грант была самой миниатюрной в отряде — рост сто шестьдесят три сантиметра, вес пятьдесят два килограмма. Она родилась в Бостоне в семейном особняке на Бикон-Хилл, окончила Океанографический институт в Вуде-Холле, штат Массачусетс, работала акустиком на авианосце «Америка». В отряд «Нью-Эй» попала по рекомендации Бесси Нильсен, имеет правительственные награды.
Фей извлекла из документации схему коммуникационных систем.
— Тут два кабеля, сэр. Один высоковольтный, заключенный в свинцовую оболочку, заполненный минеральным маслом.
— Его мы трогать не будем. Давай другой.
— Вот он. Довольно современный герметичный коаксиальный кабель с вмонтированными в него усилителями, практически не излучает электромагнитных волн. Я думаю, что это уже спеццентр проложил его.
— Понятное дело. Давай дальше.
— А все, сэр. Судя по схеме, ничего лишнего. У меня есть два варианта — грубо отрубить кабель или применить заграждающий фильтр. Если первое, то системы контроля, слежения и оперативного оповещения вырубятся. Но на центральном пульте разведки и полиции быстренько протестируют возникшие неполадки и установят обрыв. Для них в первую очередь это запахнет диверсией. Поэтому я предлагаю второе. Кабель несет в себе полосы частот… одну секунду… полосы частот от довольно низких — три килогерца и двадцать килогерц до довольно высоких — шесть мегагерц. Последняя частота примерно равна телевизионному каналу. Я сама могу собрать заграждающий фильтр несколько параллельно и последовательно включенных катушек индуктивности и конденсаторов. Частоты я знаю, выбор значений катушек и конденсаторов практически ясен. Или могу взять на складе готовый полосовой фильтр и соответственно настрою его. Он будет задерживать все интересующие нас сигналы, но пропускать сообщения с центральных пультов. Протестировать наличие такого фильтра практически невозможно. Во всяком случае, для этого потребуется очень много времени.
Кертис внимательно выслушал Фей. Она разбиралась в этом больше, чем он, и не раз блокировала подобные системы.
Сегодня полковник был особенно раздражительным, в разговоре с Фей он все время морщился и никак не мог понять, что именно его раздражает. Наконец он повернул голову в сторону Сары, которая, не обращая ни на кого внимания, продолжала бубнить:
— …А вот и сама плотина. Что мы тут имеем?.. Понятно, водохранилище, бетонированная площадка, фильтр, затвор. Ниже — гидротурбина и трансформаторная подстанция с распределительным устройством…
Рядом с Сарой стояла Джулия, она подозрительно смотрела на подругу. Командир группы на сто процентов была уверена, что Сара нашла решение задачи. Просто невозможно было вообразить, что немногословная Сара в такой ситуации позволила бы себе излишнее словоблудие.
Сара Кантарник выглядела бледнее обычного. Под утро она вскочила в постели, по телу бежали прохладные ручейки пота, её знобило. Паола Бенсон, делившая с ней домик на базе, стояла возле подруги. Она включила свет и присела на край кровати.
Кошмар. Саре снова приснился кошмар, который преследовал её на протяжении вот уже почти девяти месяцев.
Одно и то же.
Желтые языки коптящих светильников, незнакомые озабоченные лица, всепроницающий взор Альмы. Атмосфера помещения удушливо-приторная, она имеет вес, многотонным монолитом прижимая Сару к чему-то твердому и плоскому, дальние предметы ей кажутся расплывчатыми.
Близорукость.
Сара с трудом приподнимает тонкую руку с отвисшей дряблой кожей. Ослабевшее зрение ловит у виска седую прядь; иссохшая грудь трепещет под неровными ударами сердца.
Сара — главная жрица. Старая, дряхлая жрица с износившимся до предела сердцем. Шепелявя беззубым ртом и каркая горлом, она выбрасывает в душную атмосферу пророческие слова:
«Я — дух пророчицы…»
Сара торопится, чувствуя, как онемение с правой стороны распространяется по всему телу льдом вечности; торопится, маня к себе скрюченным посиневшим пальцем призраков давно умерших людей. Они вливают ей в рот воду, но вода не идет в горло, стекая по отвисшим щекам.
«Громом и молнией будут они убивать ваш народ, под холодной сталью клинков падут воины…»
Здание вперило в Сару темные глазницы низких оконных проемов; там, за каменными стенами, нарастал шум второго вала грозы. Блеклые глаза старой жрицы наполнились слезами.
«Я плачу сейчас и буду плакать тогда».
Это последние слова Сары. Рука падает и застывает, невероятно длинно вытянувшись вдоль туловища.
Яркая вспышка, боль в глазах, впереди — невидимая пока толща времени. Издалека кто-то зовет ее:
«Сара, Сара!»
Она слышит призыв, но…
И вот тут начинается самое ужасное.
Альмы нет. Она не видит его. Ее дух натужно вылезает изо рта и нет сил удержать его. Сара чувствует его, пытается беззубым ртом прикусить, навсегда остановившимися легкими, помогая щеками, старается втянуть его обратно. Но тело уже мертво. Дух визжит, боясь остаться в застывшем теле, извивается, придавленный мертвой хваткой изжеванных десен. В глазах уже нет движенья, только плоская черно-белая картина; стремительно ссыхаясь, с неё осыпаются мрачные мазки.