Кили повернула голову и прервала мысли служителя Альмы. В широком зевке пумы он увидел длинные клыки, потом, как Олла в свое время, — острые когти: это уже когда она потянулась, царапая землю и оставляя на ней глубокие ровные борозды.
У Литуана был сильный жар, несмотря на горячее солнце, его знобило. От потери крови и от сломанных ребер кружилась голова. На рану он старался не смотреть — в ней тяжелой гирей висела боль. Сердце не билось — а скрипело, работая почти вхолостую. Сейчас Литуану требовалось только одно — вода; океан влаги вместил бы он в свой желудок. «Где я сейчас нахожусь, близко ли речка?» Но это были напрасные мысли: он не сделал бы и двух шагов.
Солнце ещё немного переместилось по небу, и на лицо Литуана упала тень от дерева. Он почему-то забеспокоился, вглядываясь в зеленую раскидистую крону. «Кокосовая пальма!». Посмотрев вправо от себя, он увидел то, что искал: три-четыре кокосовых ореха лежали на расстоянии вытянутой руки. Руки… Как раз правой руки у него не было. А слева — не было орехов.
«Дай мне силы, Господи!» Литуан стал отталкиваться ногами, вращая тело подобно циркулю. Он два раза отдыхал, напрочь забыв о кугуаре, пока, наконец, не нащупал под рукой спасительный орех. Пододвинув его к себе, потянулся за вторым. Теперь предстояла, наверное, самая трудная задача разбить кокос. Обливаясь остатками влаги, выступившей по телу мелкими каплями, он начал бить орех об орех, и слезы отчаянья текли по щекам. Как мало нужно порой человеку — только глоток воды, ничтожный — и спасительный.
Литуан умел бороться; он отдал оставшиеся силы, чтобы с молоком кокоса вобрать в себя неизмеримо больше — жизнь… Он долго отдыхал, радостно чувствуя невидимое и волшебное превращение молока в кровь.
— Ты же не съешь меня, правда? — с этими словами он сел и как можно дружелюбнее оглядел спокойно лежащую пуму.
Кили слегка наклонила голову, вслушиваясь в непривычный для неё тембр голоса человека. Олла говорила не так, её голос приятно щекотал уши, а этот… Она несколько раз сильно тряхнула головой, будто выгоняла из ушей его слова.
— Я, наверное, помешал тебе завтракать? Ешь, пожалуйста, я скоро уйду, вот только одолею ещё один орех.
Голова у Литуана продолжала кружиться, но теперь в ней зашумел буйный хмель: он снова выжил! «Это боги не дают мне умереть!» Вдруг ему в голову взбрела совершенно дикая мысль. Он в упор посмотрел на пуму и сказал:
— Дила?
Кили отвернулась. Ей не понравилось это слово. И ещё то, другое «лев».
«Я схожу с ума», — подвел Литуан итог своему внезапному эксперименту.
Разделавшись со вторым орехом, он, покачиваясь, с трудом поднялся и, немного отдышавшись, неровной походкой пошел в сторону прииска.
Если бы Кили могла говорить, она бы сказала: «Ну куда он один…»
Ее походка тоже была слегка покачивающейся, и сторонний наблюдатель наверняка бы приметил, что следовавшая за человеком пума передразнивает его.
3
— Ну и где статуи, где золото? — дон Иларио побагровел и жег глазами Диего де Арана.
— Не знаю.
— Не знаете?! Не знаете где десятки тонн золота? Так ищите!
— Где?
— Он ещё спрашивает!
Дон Иларио покосился на врача эскадры Химено де Сорью и Кортеса, возившихся с раненым Руисом, и резко сменил тон.
— Я вынужден извиниться перед вами, де Аран.
Тот обиженно проворчал что-то наподобие «бывает» и «случается».
— Завтра же организуйте поиски. Хотя… У нас ведь есть ответственный за золото, пусть даже не этого. Потрудитесь передать Мартину Сармьенто и этому… Горвалану, чтобы они не мешкали. Район поисков — золотые рудники и каменоломня. Здесь мы вряд ли что-нибудь найдем. И пусть перевернут каждый камень! — крикнул он в спину удаляющемуся де Арану.
— «Каждый камень!» — тихо передразнил тот командора. — А если они спустили золото с водопада!
Как же недалек был от истины мрачный де Аран, произнеся эти слова!
— Антоньо, а где священник? — словно проснувшись, спросил Кортес.
— Не знаю, Раул. Я на какое-то время терял сознание. Наверное, ушел.
— Как ушел?!
Антоньо пожал плечами.
Кортес беспокойно забегал по храму, но Химено де Сорья вернул его на место:
— Подойдите сюда, Раул. Вы поможете мне перенести раненого.
— Черт! Черт!
— Да не психуйте вы, Кортес, — огрызнулся на него командор. — Куда, действительно, к черту, денется ваш язычник! Наверняка уже примеряет белые одежды… И, простите за вопрос, — дон Иларио наконец-то нашел, на ком выместить злобу, — он что, ваш родственник?
Наутро командор объявил свое очередное решение: пока не найдено золото, временно обосноваться в городе альмаеков.
Это ни в коей мере не касалось двадцати трех испанцев, которые останутся здесь навсегда; снова холмики, снова кресты.
Усталые и голодные, злые конкистадоры весь день таскали трупы альмаеков к реке, где с бранными словами бросали их в воду; они проклинали жару и солнце, которые через несколько часов сделали бы невозможным их пребывание в городе.
На одном из многочисленных порогов застряло сначала одно тело, потом второе, третье… Даже мертвые альмаеки не хотели покидать родных мест.
Хмурые испанцы вооружились длинными бамбуковыми стволами и пошли расчищать запруду.
4
Спустя два дня между Руисом и Кортесом произошел странный разговор.
— Ты знаешь, Раул, мне, как и тебе, не дает покоя мысль о том священнике. Боюсь ошибиться — в тот момент я мог бредить, — но он исчез так странно, что, думаю, ты был недалек от истины.
— Я и сейчас не приблизился к ней — я ничего вообще не могу понять из твоих слов.
— Я говорю о чертях, которых ты так часто поминал в храме.
— А я пойду сейчас к Химено де Сорьи и скажу, чтобы он перестал пичкать тебя своими порошками.
— Но я видел, Раул!
— Что ж тебе примерещилось?
— Я видел, как священник уходил под землю. Его наверняка забрали черти — добровольно ведь туда никто не пойдет.
— Под землю?
— Да. И было такое чувство, что он спустился туда по ступенькам.
— Черт возьми! Подземный ход! Антоньо, ты сможешь показать то место?
— Каменная плита за алтарем.
Кортес быстро выбежал из дома, а Руис остался думать о том, достаточно ли он дал времени священнику, чтобы уйти. Но и молчать он не мог — вдруг золото окажется в подземелье? Чего ради тогда торчать здесь среди мертвых стен. «Нет, — сказал он себе, — скорее бы уж домой».
Но его мечтам не суждено было сбыться.
Не прошло и двух часов, как секрет плиты раскрыли. В подземном коридоре не оказалось ни золота, ни священника, нашли только второй выход.
— Он жив, — дон Иларио возбужденно рассмеялся. — Слышите, Кортес?
— Все равно он долго не протянет.
— Да вы что! Молите Иисуса, чтобы он протянул как можно дольше! Мы ничего не смогли добиться от детей — они, как сомнамбулы, да и объясняться на языке альмаеков никто не может, а уж он-то точно знает, где золото.
Лицо Кортеса стало медленно проясняться.
— Куда он был ранен? — спросил командор, разглядывая на пыльном полу засохшие пятна крови. — Похоже, рана серьезная.
— У него отсечена правая рука.
— Отлично! Надеюсь, вы догадались сделать ему перевязку?.. Шучу, шучу. А ну-ка давайте сюда этого собачника вместе с собаками.
— Хосе Пьедроса?
— Его, его.
— Сколько собак ему брать?
— Да Господи! Пусть возьмет дюжину, две, всех! Мы достанем этого язычника, Раул!
Кортес ушел, и вскоре в храме раздался лай десяти собак.
Дон Иларио оглядел свору и снова возбужденно рассмеялся.
— У нас будет настоящая псовая охота с загонщиками и выжлятниками[32]. Король дорого бы заплатил за участие в ней!
— Я не ручаюсь, дон Иларио, что собаки смогут взять след, — неуверенно сказал Хосе Пьедрос. — Прошло уже два дня.