Как-то на вечеринке пару месяцев назад один из парней спросил Маю, почему она никогда не выпивает больше пары бокалов вина. Что тут ответить? Из-за таких, как ты? Потому что вы есть везде.
На новом месте ей почти удалось стать другим человеком. Почти удалось измениться. До такой степени, что однажды вечером она пошла через темный безлюдный парк.
Дура. Дура. Дура.
Она прибавила шагу, совсем чуть-чуть, мужчина за спиной тоже пошел быстрее. Может, ей показалось? Она сбавила скорость, и он почти остановился. Мая двинулась дальше, уже не сомневаясь насчет его намерений, но было слишком поздно. Она порылась в сумке, но пальцы не слушались и телефон выпал на гравий. Мужчина был совсем близко. Мая услышала, как он дышит, ощутила его дыхание у себя на щеке.
Она была так зла на себя, так зла на всех и вся, но больше всего на себя. В руке у нее был нож – это его она искала в сумке, а телефон выпал случайно; Мая знала, что не успеет никому позвонить, надо было защищаться прямо сейчас. Лезвие было тонким и довольно коротким, она подумала, что надо попасть ему в руку, – он был без перчаток, так что, если как следует полоснуть, боль будет достаточно сильной и у нее появится фора. А руки-то совсем маленькие! Напоследок Мая успела горячо пожалеть, что не завязала покрепче шнурки на сникерсах. Как же она изменилась, теперь она из тех, кто, выходя из дома, не завязывает шнурки как следует. Как будто в мире не существует мужчин.
Он дернулся. Она пырнула ножом.
Мая услышала свой собственный крик – она кричала не от страха, а от злости. Два года. Ей почти удалось стать другим человеком. Но лишь оказавшись в беде, узнаешь правду – она вспомнила дыхание Кевина, его твердую хватку и собственное сердце, готовое выскочить из груди. А еще вспомнила его сопение и дрожащие руки при виде ружья, запах мочи, когда он описался от страха. Остался ли он навсегда там, ночью, на тропинке, как Мая навсегда осталась в комнате, где он ее изнасиловал? Вернулся ли домой из леса? Все еще боится темноты? Мая очень на это надеялась.
Мужчина тихонько вскрикнул тоненьким голосом. Неужели она попала? Господи, было бы хорошо.
Нож достался ей от Рамоны в последний день перед отъездом. «Возьми и всегда носи с собой. Там, в большом городе, все ужасные неженки, даже ружье не понадобится. Только не вздумай рассказывать…» – начала она, но Мая не поняла ее и перебила: «Не волнуйся, папе ничего не скажу!» После чего Рамона фыркнула так, что в другом конце бара погасла свеча: «Думаешь, я боюсь твоего отца? Вот еще. А вот твоя мать… Если она узнает, что я дала тебе нож, она воткнет мне его в задницу. Я не шучу».
Рамона была не из тех, кто умеет прощаться, поэтому Мая взяла это на себя и обняла ее. Сколько раз она собиралась выложить нож из сумочки, но не сделала этого. «Тебя, наверное, все уже спрашивали, чего тебе здесь неймется, – сказала на прощание Рамона. – Если хочешь знать мое мнение, то заруби себе на носу: из Бьорнстада уезжают только самодовольные павлины, которые думают, будто что-то собой представляют. И это отлично. Я хочу, чтобы ты тоже стала таким павлинчиком, дорогая».
– Постойте! НЕ НАДО!
Мая не сразу поняла, что кричит тот самый мужчина, – голос был слишком высокий и детский. Он отпрыгнул назад, и Мая остановилась в последний момент. Он стоял, подняв одну руку, а другая, протягивающая ей телефон, дрожала так, что трубка едва не выпала снова. Мая покраснела от стыда, поняв, что перед ней не мужчина, а девочка лет тринадцати. Соплячка. Девчонка глядела на нож, заливаясь слезами.
– Простите! Простите!!!
– Какого черта?!! – сунув нож в сумку, крикнула Мая. Теперь ее тоже трясло. Девочка, заикаясь, проговорила:
– Можно я… Можно я пойду с вами? Они забрали у меня телефон, но я не сказала им пин-код, тогда они побежали за мной, а я увидела вас и подумала…
Только теперь Мая заметила немного поодаль еще трех девочек примерно такого же возраста. Сердце у Маи стучало так, что кровь прилила к голове и заложило уши, единственное, о чем она думала в этот момент, – это мамины слова про разницу между маленьким Бьорнстадом и большим Торонто с миллионами жителей: «Если ночью идешь по Бьорнстаду, бояться нечего, кроме диких зверей, а в большом городе надо бояться всего». Она ошибалась, Мая уже тогда это понимала, мама обманывала не только дочь, но и себя. Дикие звери есть везде, просто они по-разному выглядят.