хозяйстве.
На отметке +12,0 Давлетбаев распорядился предупредить персонал о недопустимости нахождения в зоне завалов и в местах возможных падений свисающих конструкций; НСТЦ Г.В. Бусыгину — включить в действие спринклерную систему пожаротушения маслосистсмы ТГ-7; мастеру паровых турбин Ю.В. Корнееву — произвести аварийное вытеснение водорода из генератора №8.
В сущности Бражник вместе с дежурным слесарем Джамулой, как и полагается по инструкции, уже сами изолировали дренажи маслопроводов и слили масло из главного маслобака в аварийную емкость.
Радиационный фон был крайне неравномерным, особенно высоким в местах падения радиоактивных обломков сквозь дыры в кровле и т.д. Но без приборов этого не узнаешь, а ежеминутно измерять было некогда, да и не очень интересно — не до того.
Давлетбаева беспокоило, нужно ли включать систему орошения кровли водой, хотя пламени не видно. Он опасался, что вода попадет на шкафы электрических сборок приводов арматуры и вызовет замыкания. Посоветовался со старшим мастером цеха (СМЦ) К.Г. Перчуком, и тот сомнения развеял: на кровле машзала он уже побывал, очагов возгорания нет. Он вообще многое успел сделать самостоятельно. Увидев растекающееся масло, Перчук позвал машиниста турбин В.В. Бражника, обходчиков А. Новика и Ю. Вершинина, дежурного слесаря А. Тормозина и вместе стали принимать необходимые меры.
...Бражник умер от ожогов в московской “шестерке” одним из первых, вскоре умер и Перчук... Многие детали в действиях каждого чернобыльца выясняли во время обсуждений в этой самой больнице, “подсчитывая раны”.
— Бражник и Перчук пришли к нам в цех слесарями, потом сдали экзамены и стали машинистами-обходчиками турбин (в отечественной электроэнергетике принято любого новичка, пусть и с инженерным дипломом, сначала “прокручивать” на рабочих должностях для накопления опыта), — тихо рассказывал мне в своем кабинете на ЧАЭС заместитель начальника цеха А.А. Кавунец... Вдруг он изменился в лице, голос дрогнул, потянулся за сигаретой. — Да что говорить. Оба они, особенно Перчук, были моими друзьями. Хороший был человек и работник отличный. Не сложилась у него семейная жизнь. А друзей было много. Его очень уважали. Он был своего рода организатором вахты, как бы неофициальным лидером. В ту ночь я приехал на станцию в 3 часа ночи — и Перчука, и Бражника уже отправляли в больницу. Я успел поговорить с Бражником. Он рассказывал, как перекрытия, падая, перебили дренажи маслопроводов, как турбинисты сливали масло. Бражник тоже был холостым тридцатилетним веселым трудолюбивым парнем. В больнице вспомнил про свою лодку, рыбалку. Он копил деньги на новую большую лодку. Мечтал прокатиться по Припяти с мощным двигателем, чтобы можно было за 10-15 минут спуститься в Киевское море или пойти вверх, в Белоруссию — места там уж очень хороши... Да вот, не успел. А Перчук увлекался музыкой, особенно современной, ритмической. Собрал много магнитофонных записей, пластинок. И у него была лодка.
В мирное время трудно было бы даже представить, что обычно спокойный, рассудительный и исключительно трудолюбивый тридцатилетний Костя Перчук способен принимать решения с такой невероятной скоростью, просто молниеносно. Да обоих гренадерами не назовешь, среднего роста, крепкие парни. Разве вот Перчук постройнее и пошустрее, а Бражник — пополнее, медлительнее. Но в серьезную минуту повели себя одинаково мужественно.
...В машзале дышать было трудно. В воздухе — много пыли, воздух влажный, язык и горло пересыхают, пахнет озоном. В тот момент люди еще не осознавали, что через проломы в кровле сверху падают и куски графита из разрушенного реактора, частицы ядерного топлива. Озон относили на счет электрических разрядов в кабелях. На БЩУ-3 НСБ Ю.Э. Багдасаров сообщил Р.И. Давлетбаеву, что на деаэраторной этажерке и теплофикационной установке сработала сигнализация о повышении радиоактивности, и он дал распоряжение машинистам-обходчицам Бахрушиной и Гора удалиться в сторону первой очереди станции. Там же Разим Ильгамович увидел сидящего на полу Бражника и взял его с собой.