Немного подумав, майор улыбнулся.
— Вы никогда не охотились?
— Охотился, — ответил я. — У нас за Камой есть места…
— Если стрелять по гусю бекасинником, ведь скорей попадешь, чем первым номером или нулевкой, а толку?
— Понятно, товарищ майор.
Начальник артиллерии встал. Я тоже. Он жестом велел мне сесть и достал из сейфа большой альбом.
— Чтобы вы окончательно убедились, вот посмотрите. Учтите, что эти данные секретны.
На альбоме было написано: «Повреждения наших самолетов от зенитного огня противника в кампании 1939/40 года».
И тут я действительно понял, что мелкими осколками сбить самолет очень трудно. Были случаи, когда на аэродром возвращались самолеты, имеющие до трехсот и более пробоин. А экипажи и все важные механизмы оставались целыми. После ремонта такой самолет снова поднимался в воздух и был боеспособным. На прощание майор сказал:
— Не огорчайтесь, не каждому ученому удается создать свою конструкцию. А вы молодец. Желаю успеха, и больше занимайтесь вот этим. — Он постучал пальцем по стопке книг и добавил: — А самое главное — набирайтесь практического опыта. — И заключил со вздохом: — Без него очень тяжело.
После разговора с начальником артиллерии я был так взволнован, что забыл забежать к Ляльке, чего со мной раньше никогда не случалось, а поехал на Невский в магазин военной книги.
Майор Ступалов до сих пор стоит перед моими глазами. Его утомленное лицо, испачканные чернилами пальцы. Стол, подоконники и даже кресла заняты книгами, а дома у него книг, наверно, еще больше.
Мы слышали, что Ступалов на эту должность был назначен внезапно, сменив генерала.
Пока мы разговаривали с ним, мне все хотелось спросить. Недавно я прочитал книгу, в которой автор утверждает, что будущее артиллерии принадлежит ракетам. Он ссылался на работы Циолковского, Цандера, американца Годарда и еще каких-то исследователей.
Я так и не решился спросить. Майор, видимо, это понял. Понял, что если я получу ответ на один вопрос, то задам еще сотню. Он понимающе улыбнулся, протянул руку на прощание, посоветовал не огорчаться, а набираться опыта. На миг задумался и признался, что в системе ПВО есть над чем подумать и надо искать что-то принципиально новое…
Да, серьезный был человек майор Ступалов.
Маш новый начальник школы тоже внезапно назначен на должность и тоже старается. Но вот когда мы были в лагерях, лейтенант Курдюмов совершил тяжкое воинское преступление, и, откровенно говоря, многие из нас были соучастниками. До сих пор не могу понять, что его толкнуло на это.
Он дни и ночи проводил в школе, занимался с командирами взводов, с младшими командирами, с курсантами, по нескольку раз за ночь проверял несение службы. Он осунулся, почернел. Все в школе блестело, и мы были шелковыми, почти уставными. А школа уже считалась одной из лучших в корпусе.
И вот в лагере был объявлен инспекторский смотр.
С утра и до вечера мы что-нибудь чистили, драили и переделывали. Приехала инспекторская комиссия — полковники и два комбрига. Несколько дней проходили строевые смотры и учебно-боевые тревоги. По ним наша школа стала сползать на второе место. Лейтенант Курдюмов совсем лишился покоя. И говорить-то стал не гак отрывисто, торопливо. Если пушка завязнет в Песке, сам помогал ее вытаскивать, кричал на всех, но взысканий не объявлял, чтоб не снизить балл по состоянию воинской дисциплины. Потом комиссия приступила к проверке знаний. И тут пошло!
Прибегает командир отделения Грищук, вызывает меня и говорит:
— Пойдете отвечать по матчасти и правилам стрельбы. Доложите, что вы курсант Тушканский. И не рассуждать!
Все это нам показалось забавным. Комиссия по списку на выдержку вызывала несколько курсантов. А у курсанта на лбу не написано, кто он: Иванов, Петров или Сидоров.
По материальной части я и выдал. Спросили устройство затвора. Я ответил, что затвор данного орудия принадлежит к типу клиновых, вертикально падающих. Рассказал все, как надо. Инженер-полковник усмехнулся и спрашивает: