А передовой отряд Скобелева шел и шел на юг.
Два эскадрона вышибли башибузуков из городка Германлы и на станции обнаружили состав из двух пассажирских вагонов с паровозом, на котором развевался белый флаг. В вагонах находились уполномоченные турецкого правительства, направляющиеся к русскому командованию для переговоров о перемирии.
Скобелев приказал пехоте закрепиться в городе, а послов придержать, потому что на окраинах драгуны вели отчаянные схватки с остатками редифа (войск резерва) Сулейман-паши, рвущимися в город, подгоняемыми голодом. Когда все атаки были отбиты, Струков с Верещагиным вошли в вагон. Там находился высокий сухопарый старик с белой бородой клином — Намык-паша, старый дипломатический волк, приезжавший в Россию еще при Николае I и наиболее близкий султану человек в империи. Вторым был министр иностранных дел — нервный, довольно молодой Сервер-паша.
При разговоре со Струковым, который состоял из общих, ничего не значащих фраз, Сервер-паша приглядывался к странному, полуштатскому, независимо держащемуся секретарю генерала и, уловив момент, спросил его по-французски:
— Скажите откровенно, неужели Вессель-паша не мог долее держаться?
— Не мог, паша, не мог, уверяю вас, — ответил Верещагин и на чистой странице походного альбома нарисовал схему шейновских и шипкинских позиций, расстановку сил Вессель-паши, Скобелева и Святополк-Мирского.
Сервер-паша глухо простонал и отошел к окну. Но стоять там не мог, отвернулся, отошел в угол. По перрону ходили толпы солдат и казаков, горланя с лихим присвистом песни.
На следующий день Скобелев разрешил послам следовать в Главную квартиру. Провожая их, генерал Струков пожал руки и сказал на прощание:
— Будем надеяться, что результатом вашей поездки будет скорый мир. Не забывайте, что у нас есть общий враг, тот, который обещаниями довел вас до теперешнего положения и бросил на произвол судьбы.
— Это верно, — вздохнул Сервер-паша.
Во время переговоров в Главной квартире оба паши уверяли, что Адрианополь неприступен и лучше, во избежание бессмысленного кровопролития, сейчас же подписать перемирие, приняв демаркационную линию по нынешней диспозиции войск обеих сторон.
Ночью обоих пашей разбудил дежурный адъютант и сообщил, что генерал Струков взял Адрианополь, извинился за беспокойство и пожелал послам спокойной ночи…
На подходе к Адрианополю авангардный отряд услышал тяжелый раскатистый гром. Небо было чистым. И снова воцарилась тишина, нарушаемая только чавканьем копыт, фырканьем лошадей и бряцанием оружия.
Чуть позже встретились едущие в повозке болгарин и грек. Они сообщили, что османы взорвали загородный дворец, в подвалах которого размещался арсенал. Верещагин схватился за голову:
— Какая дикость! Сам дворец — сокровище искусства со знаменитыми залами, отделанными лазурным изразцом… Полно лепных украшений… шедевров!
Болгарин и грек от имени жителей просили быстрее занять город. Сейчас вокруг него рыщут черкесы, ждут, когда части низама оставят город, и тогда накинутся, разграбят, сожгут, вырежут. Форты и бастионы у города оборонять некому. Болгары из соседних селений сообщают, что к городу приближается двухтысячная африканская пехота под командой египетского принца, а в горах уже видели передовые отряды Сулейман-паши.
Велев гонцам ждать, Струков собрал военный совет. Как повелось, первым высказывал свое мнение младший по чину — отставной мичман Верещагин.
— Александр Петрович, господа, я считаю, что нельзя терять время, нужно занимать город, пока в него не вошли большие силы неприятеля, и удерживать до подхода Скобелева.
— Вам, Василий Васильевич, легко рассуждать, не неся ответственности, — заявили командиры полков. — А каково нам, если в городе засада? — И высказались за ожидание подхода Скобелева.
К вечеру из Адрианополя прискакал новый гонец — здоровенный, увешанный оружием и украшениями грек; соскочив с коня, он громко потребовал немедленно провести его к генералу. Вошел развязной походкой, остановился, расставив ноги и уперев руки в бока, глядя сверху вниз на Струкова, заявил по-французски:
— Новый губернатор Адрианополя поручил мне вести с вами переговоры.