— Vive la Russia! Ура! — закончил он и, взяв у сопровождавшего чиновника поднос, на котором лежало три больших, ярко начищенных ключа, вручил их Струкову. (Ключи, как выяснил потом Верещагин, этим утром были куплены на базаре у старьевщика.)
Верещагин сказал Фассу, что генерал не признает его и будет сам губернатором. Фасс на миг смутился, растерянно оглянулся и снова прокричал «ура!». А Струков, сев на коня, громко объявил:
— Господа, пусть всякая народность выберет по два представителя. Пусть собрание этих представителей под председательством греческого митрополита озаботится своевременным доставлением моим людям и лошадям корма. На этом, и только на этом, условии не будут делаться реквизиции и солдаты не будут посылаться в город. За все доставленное будет заплачено Главной квартирой.
В ответ разноголосо и долго кричали «ура!».
Оставив батарею в полной боевой готовности на огневой позиции, отряд колонной пошел в город и построился на площади. После торжественного молебна в болгарской церкви Александр Петрович поговорил в уединении с болгарским священником, они поняли друг друга. Затем Струков объехал свое войско и поздравил со взятием второй столицы Турецкой империи — Адрианополя.
На следующий день к Струкову прибыл австрийский консул в полной парадной форме в сопровождении Фасса. Встретив консула почтительным жестом и предложив кресло, Струков строго взглянул на адъютанта и кивнул на Фасса:
— А этого зачем впустили? Удалить! — И повернулся к консулу: — Я вас слушаю, господин консул.
Тот заявил по-французски, что в городе смещена единственная законная власть и теперь не избежать беспорядков и возмущений, о чем консул и предупреждает русского генерала.
Струков выразительно посмотрел на Верещагина. Поклонившись, тот сказал:
— Господин консул, генерал благодарит вас за дружеский совет и заверяет, что порядок будет обеспечен, а те, кто попытается нарушить, будут порублены казаками.
Струков встал и молча поклонился. Консул удалился восвояси.
Во время обеда дежурный адъютант снова доложил, что пришли два болгарина и два грека, просят принять по важному вопросу.
— Обождут, — ответил Струков.
А Верещагин, вытерев салфеткой губы, сказал:
— Александр Петрович, я узнаю, может, что-то срочное.
— Пожалуйста.
Пришли два прежних гонца, с ними болгарский учитель и грек — чиновник почтового ведомства. Они сообщили, что Фасс плетет в городе интриги, собирает какие-то группы, отправляет посыльных, телеграммы странного содержания. Дело пахнет заговором. Пообещав принять меры, Верещагин вернулся за стол.
После обеда Струков сказал:
— Ну, раз вы за это взялись, Василий Васильич, то найдите и приструните этого интригана.
Когда Верещагин вышел из дома Фасса, сопровождавший его драгун спросил:
— Чего он так перепугался, ваш скородь, чуть в штаны не наделал?
— Он думал, что мы с ним расправимся по-турецки. А я ему просто велел прекратить возню и покинуть город, — ответил художник.
Возле штаба галдела толпа, окружив привязанных за локти спинами друг к другу двух человек в лохмотьях. Охранявший их солдат пояснил, что это башибузуки, которые вырезали младенцев из утроб матерей. Горожане требуют их публичной казни.
— Генерал знает?
— Так точно. Велел ждать прибытия генерала Скобелева.
Верещагин пожал плечами:
— А я что могу? Конечно, надо их вздернуть, но приказ. — И ушел в дом.
Охраннику захотелось покурить. Он вынул трубку. То ли кремень был плохой, то ли трут отсырел. Пришлось отойти в сторонку от ветра. Долго стучал кресалом, чертыхался. За спиной слышались гневные выкрики, плевки, удары. Трубка все не раскуривалась. А когда солдат закурил и вернулся на место, то увидел, что башибузуки целы, толпа шумит в сторонке, а напротив пленных сидит на стуле Верещагин и рисует их.
А затем прибыл Скобелев; выслушав доклад Струкова, он кивнул на пленных:
— А эти кто?
И когда Струков стал объяснять, оборвал:
— Нашли время. Отпустить!
В белой черкеске на белом коне Скобелев проехал с триумфом по городу. Затем, собрав командиров частей, объявил о незамедлительном марше на Константинополь и что в ближайшее время Главная квартира разместится в Адрианополе.
Струков вел свой отряд на пределе выносливости, устраивая дневки на третий день, уверенный, что если турки спешат, не щадя сил, то скоро выдохнутся. И поэтому методично, неуклонно догонял неприятеля. На дороге стали попадаться брошенные поломанные повозки, болгарский скарб, испорченное оружие. Часто головная походная застава настораживалась, заметив в стороне в лесу людей. Они прятались, перебегали, словно готовились к атаке. Но потом, как повелось, к дороге направлялись один или два старика. Навстречу им кричали: