Прототип богатого человека, предающегося эстетическому поиску наслаждений, описанного Генри Джеймсом, следует искать в Лондоне и Парижа прошлого века. Прототип менеджера, описанного Максом Вебером, находился у него под боком в вильгельмовской Германии. Но оба прототипа сейчас распространены во всех развитых странах, и особенно в Соединенных Штатах. Два этих типа могут быть обнаружены даже в одном и том же человеке, жизнь которого поделена между ними. Они ни в коем случае не являются маргинальными фигурами в социальной драме нынешнего века. Я хочу осмыслить эту драматическую метафору со всей серьезностью. В ряде традиций драмы, например, в японских пьесах но и английских средневековых морализаторских пьесах, существует множество характеров, немедленно распознаваемых публикой. Такие характеры частично определяют возможности идеи и действия пьесы. Понять их — значит обладать средствами интерпретации поведения актеров, играющих соответствующие роли, просто потому, что подобное понимание одушевляет намерения самих актеров; другие актеры могут определять свои роли с оглядкой на эти центральные характеры. Точно так же обстоит дело с социальными ролями, присущими конкретным культурам. Они очерчивают распознаваемые характеры, и способность к распознаванию этих характеров является решающим социальным обстоятельством, поскольку знание характера обеспечивает интерпретацию действий тех индивидов, которые по предположению подходят под этот характер. Это происходит точно по той причине, что индивиды используют как раз то же самое знание, которое призвано направлять и структурировать их поведение. Характеры, специфицированные таким образом, не следует путать в общем случае с социальными ролями. Потому что они являются весьма специальным видом социальной роли, которая накладывает определенные моральные ограничения на личности, представляющие эти характеры, ограничения, которых нет в случае социальных ролей. Я выбрал слово «характер» по причине наличия связи драматического и морального. Многие современные рабочие роли — например, роли дантиста или же уборщика мусора — не являются характерами в том отношении, в каком таковым является менеджер-бюрократ; многие современные статусные роли — например, представитель низшего среднего класса на пенсии — не является характером в том отношении, в каком таковым является современный праздный богач. В случае характера роль и личность сливаются более специфичным образом, чем в общем случае; в случае характера возможности действия определены более узко, чем в общем случае. Одно ключевое различие между культурами заключается в той степени, в какой роли являются характерами; но центральной спецификой каждой культуры по большей части является специфика набора ее характеров. Так, культура викторианской Англии частично определялась характерами директора публичной школы, исследователя и инженера; в кайзеровской Германии она подобным же образом определялась такими характерами, как прусский офицер, профессор и социал-демократ.
Характеры имеют и другое заметное измерение. Они являются, так сказать, моральными представителями своей культуры и являются ими благодаря тому механизму* каким моральные и метафизические теории посредством этих ролей воплощаются в социальном мире. Характеры — это маски, которые носят моральные философы. Такие теории, такие философии входят в социальную жизнь самыми разнообразными способами: по большей части в виде явно высказанных в книгах разговорах и проповедях идей, или же в виде символических тем в живописи, театре, или же снах. Но отличительный способ жизненного воплощения характеров может быть понят при рассмотрении того, как сливается в характере то, что обычно принадлежит конкретной женщине или конкретному мужчине, и то, что обычно принадлежит социальным ролям. Индивиды и роли, подобно характерам, могут воплощать в себе и воплощают на самом деле моральные веры, доктрины и теории, но в каждом случае это делается своеобразно. И то, как это делают характеры, может быть набросано только через противопоставление индивидам и ролям.