— Спасибо, — шепчу я.
Крепко сжав мою шею сзади, он целует меня в волосы, затем делает шаг назад.
— Что за повод? — спрашиваю я, смаргивая слёзы и надеясь, что они не так очевидны. — Что ты делаешь здесь?
— Я пришёл спросить, не хочешь ли ты… — он прочищает горло. — В смысле, когда закончишь. Со своими пациентами. Я пришёл спросить, не хочешь ты поесть мороженого… в смысле сходить на свидание со мной… и поесть мороженого.
Моё нутро совершает кульбит.
— Мороженого? — наше первое свидание было в кафе-мороженом возле кампуса.
— Ага, — он почёсывает шею сзади. — И я подумал, что потом мы могли бы заказать пиццу, когда вернёмся.
— Почему?
Он смотрит на меня, не моргая.
— Ты знаешь, почему.
— Мне нужны слова, — шепчу я.
— Потому что я скучаю по тебе. Потому что я знаю, что десерт на ужин делает тебя счастливой, и… — его голос срывается. Он смотрит на свою обувь. — И я просто хочу, чтобы ты была счастлива, Фрейя.
Моё сердце трепещет в груди, когда его слова откладываются в сознании, когда я пытаюсь бороться с тем, какой слабой я себя чувствую, с какой готовностью я хочу броситься на него и верить, что это означает, что мы вновь на верном пути, и всё будет хорошо.
Но потом я вспоминаю столько вечеров с задержками. Тихих ужинов. Кратких ответов. Одиночество, пустившее корни, пронизывающую до костей ноющую боль, плавно превратившуюся в гипотермическое онемение.
«Он старается. Дай ему шанс».
— На самом деле, мой последний пациент отменил запись, — говорю я ему после долгой паузы. — Так что я могу уйти прямо сейчас. И… я бы не отказалась от мороженого.
Широкая улыбка, которую я так давно не видела, озаряет его лицо, а потом меркнет, будто Эйден пытается скрыть своё облегчение точно так же, как я пытаюсь похоронить свою надежду.
— Супер.
Взяв сумку и заскочив в подсобку, чтобы попрощаться с улыбающейся Кэсси, я иду с Эйденом к нашей машине. Он как всегда открывает передо мной дверцу.
Как всегда.
Это заставляет меня помедлить. «Как всегда» — это формулировка, которую ты начинаешь использовать, когда вы вместе уже какое-то время. Определённые модели поведения становятся предсказуемыми, воспринимаются как должное. Даже такой добрый жест, как открыть для меня дверцу машины.
Я заставляю себя помедлить и насладиться этим — ощущением его так близко, шёпотом вечернего воздуха вокруг нас. Взглянув вверх, я смотрю, как опустившееся низко солнце купает Эйдена в своих золотистых лучах, заставляя его тёмные волосы искриться, отражаясь от сильной линии его носа, от крепко поджатых губ. Губ, по которым я раньше проводила пальцем, а потом целовала, пока они не становились мягкими и улыбающимися.
Глядя на него, я признаю, что знакомость приглушает блеск таинственности партнёра, но от этого он или она не становятся меньшей загадкой. Мы просто перестаём воспринимать их таковыми. Перестаём изучать, перестаём поражаться с потрясённым изумлением новых любовников. Я боюсь признать, что где-то по дороге я перестала видеть в Эйдене загадку, и, думаю, он перестал видеть загадку во мне.
Мне хотелось бы, чтобы всё было не так. И я гадаю, оказались бы мы в этой точке, если бы сделали всё иначе. Если бы мы не решили, что знаем друг друга вдоль и поперёк, и не начали вести себя соответствующим образом, опережая друг друга на один предсказанный шаг. Если бы мы не позволили этому так развести нас друг от друга, от того, как мы изменились, от того факта, что у нас всё равно есть потребности, обиды, интересы и страхи…
— Ты в порядке? — тихо спрашивает Эйден. Его рука ложится на мою поясницу, жар ладони просачивается через медицинский костюм. Во мне нарастает тоска, тихое глубинное томление по тому, чего я так давно не чувствовала с ним.
— Я в порядке, — шепчу я.
Он нежно улыбается.
Когда я опускаюсь на сиденье, Эйден захлопывает за мной дверцу. Он обходит машину спереди, и я смотрю, как он идёт своими длинными целеустремлёнными шагами, как задумчиво прикусывает губу, доставая ключи и занимая водительское место. Окна наполовину опущены, наша поездка проходит с ветерком и в тишине, но я не возражаю. Мы оба погружены в свои мысли, печально не привыкли к такому времени, когда мы сознательно стараемся быть рядом друг с другом.
Я испытываю лёгкую нервозность, как на нашем первом свидании. Но я отталкиваю это чувство. Я не могу позволить прошлому смешаться с настоящим. Молодая, двадцатилетняя Фрейя понятия не имела, что ждёт впереди. Тридцатидвухлетняя Фрейя знает всё слишком хорошо и постарается не забывать.