Я чувствую, что краснею.
— И так Фрейя влюбилась в физиотерапию, — тихо говорит Эйден, задевая мою руку костяшками пальцев.
— Уууф, — стонет Уилла. — Что со мной стало? Я только что прослезилась, — она поворачивается к Райдеру. — Я теперь официально мягкотелая?
Райдер улыбается и гладит её по щеке.
— Да давно уже.
— Вот блин, — ворчит она.
Мама улыбается и кладёт руки на свои бёдра, делая глубокие вдохи.
— Она говорила «Я хочу быть сильной, совсем как папа». Он тогда был в очень хорошей форме.
Папа хмурится.
— Прошу прощения, жена. Был?
Мама смеется, и её хрипловатый голос так похож на мой, контрастируя с тишиной на тропе.
— О, извини, пожалуйста. Был. Есть. И всегда будешь.
— Вот так-то лучше, — папа откручивает крышку и передаёт ей флягу с водой, затем наблюдает, как она пьёт, и жестом побуждает продолжать. — Побольше, Элин.
Она закатывает глаза и пьёт ещё. Опустив бутылку, мама вытирает рот и вздыхает.
— Что ж. Ваш отец готов к этому походу, но этот протез — нет. И я начинаю уставать. Готов возвращаться, Алекс?
Папа улыбается.
— Конечно, милая. Кто-нибудь ещё готов пойти с нами?
Аксель отрывает взгляд от листвы деревьев, на которую он молча смотрел.
— Да, я с вами.
— Я тоже, — отзывается Рен, держа рукой телефон в кармане. — У меня не ловит связь, и это заставляет меня нервничать. Хочу вернуться к Фрэнки.
Мама посылает всем нам воздушный поцелуй.
— Я люблю каждого из вас. Будьте осторожны, — говорит она всем нам, затем они с папой разворачиваются и начинают спускаться.
Когда они все уходят, Уилла поворачивается и говорит:
— Ладно, давайте пошевеливаться. Это весело и всё такое, но пляж так и манит меня.
Райдер протягивает руку, и она берёт его ладонь.
— Пошли, Солнце.
Когда я поворачиваюсь, чтобы тоже присоединиться, моя нога скользит. Прежде чем я успеваю взвизгнуть или схватиться за верёвку для опоры, руки Эйдена оказываются на моей талии, крепко сжимая меня и поддерживая.
— Всё нормально? — тихо спрашивает он.
Жар от его крепкой хватки опаляет мою кожу. Я сипло сглатываю.
— Д-да.
Зигги проносится мимо нас, Оливер и Вигго следуют за ней, как обычно пререкаясь из-за чего-то.
Я страдаю на острие томления. Потому что шарады затянулись на долгие часы, и все мы были немного навеселе. Потом мы с Эйденом сонно почистили зубы, и заснули, целуясь и обнимаясь в постели. А потом я проснулась, ожидая продолжить с того же места, но нет, Райдер уже колотил во все двери и требовал вставать, чтобы не пришлось идти в поход по самой сильной жаре.
— Ты кажешься отвлечённой, — говорит он. — Что случилось?
— Ничего такого, что не исправит поход с моими братьями, — бормочу я.
Эйден откашливается в кулак.
— Поверить не могу, что мы вчера заснули.
— Вот именно! Нам сколько вообще лет?
— Ну, у тебя нет оправданий. А мне, однако, уже под сорок, — говорит он.
— Ой, я тебя умоляю. Тридцать шесть — это не под сорок.
— Я уверен, что математика — это моя стезя, Бергман, — он мягко шлёпает меня по заднице и проходит вперед, одаривая ослепительной улыбкой. — Тридцать шесть округляется до сорока.
Я трусцой догоняю его.
— Ненавижу, когда ты так делаешь.
Он наклоняется и понижает голос.
— Обычно твои трусики говорят об обратном.
— Эйден! — шиплю я, мотнув головой в сторону Зигги, которая идёт не так далеко от нас.
— Что? Я же тихо.
— Не настолько тихо.
Эйден внезапно дёргает меня за локоть и прижимает к дереву, влажная кора которого впивается мне в спину, а тёмная листва укромно укрывает нас пологом.
Его тёплые губы накрывают мои, твёрдые и голодные. Я провожу пальцами по его волосам, которые от гавайской влажности настолько вьются, что почти напоминают кудри. Он стонет и крепче прижимает меня к себе, когда я провожу ногтями по коже его головы, соединяя наши горячие потные тела.
— Мы от них отстанем, — бормочет Эйден.
— Это хорошо размеченный маршрут, — говорю я между поцелуями, привлекая его ещё ближе. — Мы остановимся у первого водопада. Всё будет нормально.
Ладони Эйдена зарываются в мои волосы, наши поцелуи становятся более горячими, замедляются, языки танцуют. Мои прикосновения бродят по его груди, опускаются к животу. Он дрожит и отстраняется, чтобы поцеловать меня в висок, затем в щёку. Его язык слизывает пот с моей кожи, и Эйден стонет, прижимаясь ко мне пахом. Ровно семь секунд отделяет меня от того, чтобы затащить нас за это дерево и послать нафиг все запреты доктора Дитрих.