— Да, — прошептал он, — совсем другой.
От этого легкого прикосновения у нее закружилась голова, и она закрыла глаза.
— Не делай этого, Стефано, — прошептала она. У нее не было сил оттолкнуть его, и ей стало стыдно.
Он придвинулся ближе, и в нескольких сантиметрах от себя она почувствовала его грудь, торс, живот, бедра. Тепло, исходившее от него, подействовало на нее завораживающе, и она судорожно перевела дыхание.
— Нам надо попрощаться. — Голос ее сломался. — Давай пожмем друг другу руки, — с отчаянием добавила она, хотя знала, что этого не случится.
— Да, конечно, — согласился Стефано. Он обвел пальцем ее полные губы. — Мы закрепим нашу сделку поцелуем.
— Я не веду дела таким образом, — запинаясь, выговорила она.
— Мне хотелось бы знать, Аллегра, — прошептал он, приближая к ней свои губы, — что было бы между нами, если бы мы не расстались тогда?
Она попыталась что-то сказать, но все слова улетучились из головы. Она была окутана его аурой, словно мглистым туманом, опустившимся на улицы Лондона.
И тогда его губы коснулись ее губ, и легкое прикосновение превратилось в требовательный, обжигающий, властный поцелуй.
Он так никогда ее не целовал. Те поцелуи были нежные и братские, но даже они вызывали в ней дрожь.
А этот поцелуй превратил все тело в огонь.
Ее руки обхватили его плечи, и она ощутила их размах и мощь. Стефано поддержал ее, обняв за талию, когда она бессильно прильнула к нему.
Когда он наконец оторвался от нее, по-прежнему крепко прижимая к себе, она не могла вымолвить ни слова. И не могла думать ни о чем.
— Ну вот, мы и закрепили нашу сделку поцелуем, — удовлетворенно прошептал он и отступил назад. — Я позвоню тебе в среду. Спокойной ночи, Аллегра.
Она прикоснулась пальцами к своим губам, будто еще ощущая его поцелуй, и оцепенело подумала о том, что прошлое не забыто.
Усевшись в автомобиль, Стефано откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Он поцеловал Аллегру потому, что хотел ее; хотел ощутить ее губы, ее тело. Хотел узнать, соответствует ли реальность его мечтам.
Возможно, подумал он с циничной улыбкой. Но это не имеет значения.
Он больше не собирался целовать Аллегру. Она была психотерапевтом Лючио, и не более того.
Этого больше никогда не повторится, строго сказал он себе.
ГЛАВА ПЯТАЯ
В среду днем Аллегра сидела в офисе, разложив перед собой историю болезни Лючио. Невидящими глазами она смотрела в окно на дождливое серое небо Лондона и ждала звонка Стефано.
Она твердо решила — после того шокирующего, потрясающего поцелуя — не браться за лечение Лючио.
Ведь есть множество других арт-терапевтов, говорила она себе. Более опытных и не испытывающих никаких личных чувств к клиенту.
Но разве она испытывает личные чувства? Разумом Аллегра отрицала это, но тело все еще помнило вспышку желания, охватившего ее.
И все же ее тянет к нему, призналась себе она. У нее достаточная профессиональная подготовка, чтобы отделить чувства к Стефано от работы с Лючио, и ей хочется помочь мальчику, трагически молчавшему без малого восемь месяцев.
А еще это возможность не только помочь Лючио, но и вконец расстаться с прошлым.
И показать Стефано раз и навсегда, что она уже не та девочка, которой была тогда. Не та девочка, которая его любила.
Зазвонил телефон, и Аллегра вздрогнула и схватила трубку.
— Я слушаю.
— Аллегра, — отрывисто произнес Стефано, — ты ознакомилась с историей болезни Лючио?
— Да.
Возникло секундное молчание, и Аллегра услышала, как сильно бьется ее сердце.
— Ну и?..
— Да, я возьмусь за этот случай, Стефано. Хотя…
— У тебя есть какие-то возражения?
— Да.
— Насчет нашего поцелуя прошлым вечером? — Он говорил совершенно невозмутимо, и все же Аллегра крепко обхватила телефонную трубку.
— Да, — сказала она после секундного напряженного молчания. — Стефано, мы говорили о том, что я приеду в Абруццо работать. И поэтому не может быть…
— Не будет.
Она заморгала и сглотнула комок в горле, ошеломленная его уверенным тоном.
Затем отрывисто рассмеялась, потому что знала: все не так просто, и Стефано это тоже понимал.
— Ты никогда так не целовал меня, — вырвалось у нее, и она сразу же пожалела об этом. Стефано молчал, и в трубке раздавалось лишь его дыхание.
— Тебе было девятнадцать, — наконец сказал он, и голос его звучал ровно. — Совсем ребенок, как ты сама сказала. — Он помедлил, она ждала. — Но вчера вечером ты совсем не была ребенком. Однако не волнуйся. Больше такое не повторится.