6 В майском номере журнала “Комментария за 1993 г. Питер Бродский рассказывает, как был он ошеломлен во время делового визита в Москву.
“Профессор Б. Волков, бывший член Центрального Комитета КПСС и видный ученый, заявил, что через год - два [в России] будет фашистский переворот.
- Фашистский?— переспросил я.
- Да, военно-националистический путч.
- И что это будет означать?
- Первым делом всех евреев посадят в концлагеря. Моей первой реакцией на такое заявление была тревога, затем скептицизм… [Но] хотя в сегодняшнем хаосе российской политики очень трудно отличить объективные условия отличного впечатления, у каждого еврея, с которым я разговаривал на эту тему в Москве, было такое же тревожное, пусть и не столь артикулированное предчувствие беды”. В политическом смысле опасения московских собеседников Питepa Бродского, я думаю, преувеличены. Они, однако, точно отражают психологическую реальность сегодняшней России. Предчувст-пие беды свойственно сейчас не только евреям, оно действительно
15 пронизывает страну. Что говорить о профессоре Волкове, если Егор Гайдар, исполнявший в 92-м обязанности премьерминистра России, год спустя признался в Вашингтоне, что 28 марта 1993-го, когда в российском парламенте голосовался импичмент президенту, он сам жил в предчувствии ареста?
Именно так, похоже, и происходит веймаризация новорожденной демократии. Еще ничего не случилось, но страх и неуверенность, перманентное ожидание беды уже охватывают людей, ослабляют их сопротивляемость. Психологически надломленные, они готовы сдаться раньше, чем их к этому принудят.
Психологическая война, развязанная в России непримиримой оппозицией, страшнее всех ее политических демаршей, страшнее даже октябрьской стрельбы. И тем опаснее она, что, в отличие от инфляции или падения производства, не бросается в глаза. Она - самый грозный симптом веймаризации России.
Трагический опыт первой половины столетия сводится к простой формуле: если никто не несет ответственности за психологическую войну в имперской державе в переходную эпоху, имперский реванш начинает и выигрывает.
Ответственности за психологическую войну в сегодняшней России не несет никто.
7 Веймарская ситуация - и в этом я вижу одну из самых характерных ее особенностей - не имеет решения на внутренней политической арене. В девяностые годы так же, как в двадцатые. Если мир этого не понимает, то раньше или позже на смену веймарским политикам, согласным учтиво просить Запад о помощи, приходят другие лидеры, которые пытаются взять все, что им нужно, силой. В Японии это был Того, в Германии - Гитлер, в России явится ктонибудь вроде Жириновского.
И тогда в одну роковую ночь взлетает на воздух американский военный флот в Пирл-Харборе. И тогда Европа корчится и гибнет от немыслимого унижения под сапогами новых властителей, несущих ей новое средневековье. А теперь ко всему добавится еще и ядерный шантаж, И все мечты о мире и процветании пойдут прахом. За неспособность своевременно сделать верный выбор Западу придется платить. Не деньгами, не политическими усилиями и интеллектуальной мобилизацией, но десятками миллионов молодых жизней.
Вот чем грозит миру веймарская ситуация в России. Посвятив без малого четверть века изучению того, как зарождался и становился на ноги русский фашизм, я вижу в нем точно такую же бомбу замедленного действия, какая взорвалась в веймарской Германии. И точно так, как 70 лет назад, ведет себя по отношению к этой бомбе Запад, и прежде всего - американское правительство, повторяющее все ошибки своей предвоенной политики и полностью игнорирующее уроки собственного послевоенного триумфа. Вместо того, чтоб выработать стратегию демократической трансформации России и найти способы воплотить ее в жизнь в новых условиях, оно беспомощно наблюдает за логическим ходом еще одного