Его так хорошо полечили антибиотиками, что внутри разрослись ядовитые грибы. Пришлось приглашать миколога, что было очень непросто, у нас таких не было, но выдернули, и он явился, и прописал ему еще один чудовищный яд: дифлюкан. Это снадобье выжигает грибы вместе со всем остальным. Его капают. И некому, да и незачем было сказать: сцуко, жжешь. Ибо деваться-то некуда.
И вот мы капали.
И соседка моя, коллега, озабоченно интересовалась у мирового пространства: ну что, будем его сегодня дифлюканить?
Новый глагол обозначал деловитость и контроль над ситуацией, за коим обозначением зиял абсолютный вакуум.
Дифлюканили, понятное дело. Выжигали грибы деловитым глаголом.
Через пару месяцев, добившись двух дней нормальной температуры, его быстренько выписали домой. Конечно, он больше не вернулся. Еще через месяц дура-сестра притворно вздохнула на летучке:
- Ах, где-то сейчас он?
Бабуля бросила на нее острый взгляд и озабоченно произнесла:
- Надо позвонить.
Тут - редкий случай - я не выдержал.
- Не надо, - попросил я ласково. - Не надо звонить. Зачем ему звонить? Что вы хотите услышать? Что вы намереваетесь сделать?
Убедил.
Ребятам о зверятах
Студенческое, Первый Ленинградский мединститут.
Экзаменуется раба божья Света (Галя, Таня, Наташа - неважно). Экзаменуется на предмет биологии.
Рассказывает про паука.
Довольно толково рассказывает.
Профессор доброжелательно интересуется паучиным желудком. Какое у Светы-Наташи мнение насчет этой проблемы?
Света-Наташа в замешательстве.
Добрый профессор, выводя не то Хор, не то Отл, сам себе отвечает:
- У пауков...
Света-Наташа внимательно следит за движением его ручки. Оценка выведена, подпись поставлена.
- У пауков, - говорит профессор, вручая зачетку, - желудок продолжается в ноги. Вы не находите этот факт весьма замечательным?
Света-Наташа:
- Мне наплевать.
Профессор Молотков
Однажды наш профессор Молотков, преподававший органическую химию, умер.
Это был богатырского вида седой, бородатый дядька.
Расхаживая перед нами, он рубил ладонью воздух и отбивал ритм:
- Та-та-та-та-та-бутан. Та-та-та-та-та-пропан.
Потом брал мел, рисовал ломаное кольцо, присобачивал радикалы. Грассируя, объяснял:
- Это - аспиринчик. А это - анальгинчик.
Он слыл ловеласом, и мои однокашницы писали шпаргалки на бедрах. Все равно же поймает. И уже подумывали, чтобы написать их на груди.
Умер он внезапно. Каким-то бесом меня занесло в аудиторию, где шла панихида. Люди в строгих костюмах отловили меня, надели мне траурную повязку и поставили стоять возле гроба. В почетном карауле.
Зал, устроенный амфитеатром, был полон. Девицы из параллельной группы плакали навзрыд. Это были странные девицы. Позднее, через пару курсов, они вдруг все родили, и Леня Спокойный, составлявший в их коллективе мужское меньшинство, от ярости даже перестал заикаться. Он шептал мне, выпучивая глаза: "Эти бабы со своими детьми заебут кого хочешь".
Но тогда, на момент панихиды, детей еще не было, и они плакали о Молоткове.
Я чувствовал себя довольно неуютно. Мне было грустно, что Молотков умер. Но я не понимал, почему они так плачут. И еще мне было неловко стоять в почетном карауле. Получалось, что я имею некое тайное отношение к администрации и не такой простой, каким кажусь, раз имею право дежурить при гробе.
Потом подошел коллега покойного, тихонько оттеснил меня со словами:
- Хватит, иди.
И замер сам вместо меня.
И я ушел. Какое-то время я думал об усопшем и недоумевал, как же он так. Ведь все же было нормально, ведь еще накануне, считай, рисовал аспиринчик. Но вскоре я отвлекся на какое-то молодое дело, и все кончилось.
Аналитическая психотерапия (Автобиографическое приложение)
1
Я человек неуравновешенный, то есть циклический, меня не корми хлебом - только позволь сочинить какой-нибудь цикл. Поскольку мероприятие, вынесенное в заголовок, в какой-то мере определило мою жизнь на короткое время, я попробую порасписать и психотерапию. Если пойдет.
Излагать я буду в виде коротенького дневника.
Сегодня я побывал там в первый раз. Слишком много выпил и пошел успокоиться. Мне пообещали разобраться во мне и сделать так, что для меня это тоже будет вполне очевидно. Не уверен, что такого рода открытия полезны, но стоило мне выступить с этим сомнением, как я получил упрек в заниженной самооценке. Вообще говоря, я, конечно, не стану пересказывать эти сеансы.
Начались они вполне предсказуемо: бабушка ела за столиком свеклу и приказала мне взять бахилы из грязной коробки с надписью "чистые". А дальше все пошло как-то наперекосяк.
Очень живой, очень хитрый еврей-горбун; за первую встречу мне так и не удалось понять, в чем же он думает меня надуть. А ведь я стреляный воробей. Мы битый час пытались условиться в понятиях.
Где обман?
Пока непонятно.
Пока остается лишь привкус того, что мною завладел многофункциональный наркологический спрут "Бехтерев". Оказывается, у меня уже есть и личный врач, и богатое прошлое, и неизбежная связь с этим кафкианским учреждением на всю оставшуюся жизнь. Хитрые вы, мусорки, с вашими рыночными приемчиками, но ничего, на всех ножичков хватит, еще наглотаетесь, как давеча на бульваре Сенечка Тузик.
2
Ну вот, ну вот. Уже начинают вырисовываться знакомые очертания, контуры и силуэты.
Запахло Оптималистом. Это такое сообщество взаимопомогателей, которые сами ужасно, ужасно, страдали, но выжили и стали помогать остальным.
Еврей-психотерапевт, сказать кстати, тоже назвался мне алкоголиком, но был настолько горбат и румян, что я не поверил. И так ему и заявил: не верю.