После Гомера

но и сильнейший сражен на великое горе троянцам,
что на него, как на бога, всем людом во граде взирали.
Был для жены и родителей богоподобных при жизни
вечною славою он. О когда бы сокрыл меня прежде
110 холм под собою земной, чем копье его душу извергло!
Ныне же видеть пришлось мне беды несказанной свершенье:
как вокруг града Приамова царского сына влачили
кони Ахилла, безмужнею вмиг меня сделав вдовою.
И на все дни суждено мне теперь безотрадное горе».
115 Прекрасноногая так говорила Ээтионида
в сердце своем, вспоминая о муже. Печаль безутешна,
если расстанется с жизнью супруг, у жены непорочной.
Гелиос, быстро промчавшись по кругу, уже погрузился
в зыбкую глубь Океана, и день подошёл к завершенью.
120 После того как с питьем и почётным покончили пиром,
тотчас же ложе, приятное сердцу, рабы постелили
в доме Приама высоком для дерзостной Пенфесилеи.
Та же отправилась спать, и, подкравшись, смежил её очи
сладостный Сон. По веленью Паллады ниспослано было
125 с неба высокого тут сновиденье обманное спящей,
дабы она, его видя, погибелью стала троянцев,
как и своей, пожелав, чтобы к битве готовились рати.
Вот, как задумала то Тритогения грозная сердцем,
гибельный сон обволок её полностью, словно родитель,
130 и побуждает сразиться скорей с быстроногим Ахиллом
без опасений и страха. Она же, услышавши это,
возликовала в душе, ибо чаяла дело большое
в день наступавший свершить с приближением битвы ужасной:
тот неразумен, кто верит закатному мороку злому,
135 многострадальных людей поколенья какой обольщает
с дней стародавних на ложах, насмешкою муча жестокой, –
так и её обманул он, подвигнув к опасному делу.
Розовоногая только лишь встала Заря надо всеми,
Пенфесилея, великой исполнившись силою духа,
140 с ложа немедля сошла и на плечи доспехи надела
дивно искусной работы, что сам бог Арес даровал ей.
Прежде всего к белоснежным ногам наголенников пару,
ладно сидящих, из золота крепко она привязала,
панцирь надела блистающий, следом же страшный на плечи
145 быстро повесила меч, у которого полностью ножны
из серебра изготовлены были и кости слоновой.
Щит взяла — богу бы впору — подобье Луны колесницы,
над Океаном глубокотекущим взошедшей недавно,
видимой лишь вполовину себя меж рогами кривыми:[58]
150 столь несказанно сиял он. На голову шлем безупречный,
конской златистого цвета увенчанный гривой, надела.
Так она все превосходною тело покрыла бронею
и походила на молнию, кою на землю с Олимпа
неутомимая мечет Кронида великого сила,
155 людям являя неистовство глухо ревущего ливня
или ветров многошумных покоя не знающий посвист.
Спешно покинув покой свой, два дротика Пенфесилея
в руку взяла под щитом и топор двусторонний[59] в десницу –
был он Эридой ей дан, чтоб служил, исполинский, надежной
160 помощью в страшном бою, истребляющем души людские.
Громко ликуя, за стены скорей поспешила царица,
к битве — почёту мужей — побуждая стремленья троянцев.
Лучшие люди, собравшись, немедля склонились к тому же,
даже такие, что прежде ни разу в сражении против
165 непобедимого выйти решиться не смели Ахилла.
Пенфесилея, гордясь непомерно, на быстрого тут же
села красавца-коня, что Орифия ей подарила,[60]
ветра Борея жена, когда та была Фракии гостем:
Гарпий самих превзойти он сумел бы в стремительном беге.
170 И, восседая на оном, высокие града чертоги,
храбрая, тут же оставила: гнали жестокие Керы
в битву её, что должна была первою стать и последней.
Многие Трои сыны за женой, обреченною смерти,
на беспощадную сечу отправились в путь безвозвратный,
175 как за бараном, который обычно бежит перед всеми,
пастырем умным обучен, покорные следуют овцы.
Так и они шли за нею, исполнившись силы великой, –
стойкие Трои мужи с амазонками, дикими сердцем.
И как сама Тритонида, что вышла Гигантам навстречу,
180 или над войском летящая с яростным воплем Эрида,
Пенфесилея неистово между троянцев носилась.
Многострадальные руки к Крониду тогда воздевая,
властного Лаомедонта достойный взмолился наследник,
к славе священной воззвать полагая Идейского Зевса,[61]
185 что к Илиону всегда обращал неустанные очи:
«Слух свой склони к нам, Отец, и дозволь, чтоб ахейское войско

58

Щит Пенфесилеи в описании Квинта явно уподобляется легкому фракийскому щиту пелте (пельте), имевшему форму полумесяца. Нет никаких свидетельств его распространения в Эгеиде до эпохи поздней классики. Однако сознательный анахронизм требуется автору, чтобы подчеркнуть экзотический, варварский облик царицы амазонок, принадлежащей в глазах позднеримского эрудита не к эгейскому, а к циркумпонтийскому этнокультурному пространству.

59

В античной традиции двусторонний топор представлен специализированным оружием амазонок (Plut. Quaest. Graec. 301F-302A). Его прообразом, вероятно, послужили скифская обоюдоострая секира (σάγαρις) и древнеэгейский ритуальный двойной топор (λάβρυς). На особый статус полученного от богини войны и раздора оружия указывает использование в данном случае специального термина βουπλήξ, то есть стрекало или жертвенный топор (Schol. Hom. Il. VI, 135b), тогда как в дальнейшем употребляется известное уже Гомеру обозначение двойного топора — πέλεκυς.

60

Образ сражающихся верхом амазонок объединяет нарративную традицию с иконографией. На его возникновение, вероятно, оказал влияние рассказ Геродота о переселении легендарного народа женщин в район Меотиды (Азовского моря), смешении их со скифами и усвоении скифских обычаев (Hdt. IV, 110-116). В дальнейшем изображение амазонок как всадниц скифского типа стало ретроспективно использоваться и при описании малоазийского периода их истории. В данном случае поэт, стремясь представить своих персонажей со всеми традиционными атрибутами, до определённой степени жертвует целостностью материального облика «века героев» с его обязательными со времен Гомера колесницами.

61

Эпитет Ἰδαῖος — «Идейский» — Зевс носит по месту своего рождения, горе Ида на Крите, но в традиции отмечается определённое смешение критской и малоазийской Иды, так что даже родиной царя богов порой объявляется северо-западная Анатолия.