После Гомера

члены ослабли немедля воинственной дщери Ареса,
и из руки холодеющей выпал топор исполинский,
тьма затуманила взор, и наполнилось мукою сердце,
но не прервалось дыханье, поэтому видела дева
600 что собирается недруг с коня её резвого сбросить,
и призадумалась, должно ли, взяв в руку меч обнажённый,
ей быстроногого здесь ожидать приближенья Ахилла
или, поспешно спустившись с коня, у достойного мужа
ей снисхожденья просить, обещая вручить ему скоро
605 меди и злата без счёта, что издавна радуют душу
краткоживущих людей, даже самых надменных меж прочих;
может, могучего так и смягчила б она Эакида,
или, щадя её юность не менее юной душою,
жаждущей днесь избавленья и сам он спастись бы позволил.
610 Так рассуждала царица, но боги решили иначе.
Гневом великим пылая, наследник Пелея-владыки
тут же коня поразил её, вихрю подобного в беге,
словно на вертел огромный над пламенем, ярко горящим,
для предстоящего пира легко требуху насаждая,
615 или в горах на охоте метая погибельный дротик,
как многоопытный ловчий в живот поражает оленя,
и, пролетая насквозь, застревает копье его злое
в теле могучей сосны иль стволе исполинского дуба;
так же и Пенфесилею с конём её дивно прекрасным
620 разом пронзил сын Пелея копьем кровожадным обоих.
Тотчас же пылью и тленом могучая стала царица,
пав на разбитую землю. И тело воинственной девы
не испытало позора, но, грудью трепещущей прянув
на роковое копье, поверх конского трупа простерлось.
625 Словно высокая ель, сокрушённая ярым Бореем,
что в бесконечных ущельях и горных лесах недоступных
из родника своего многощедрая Гея питает.
Так же и Пенфесилея с коня быстроногого пала,
в кое мгновение сила рассыпалась прахом несчастной.
630 Трои сыны, видя гибель в сражении яростной девы
и всей душой трепеща, устремились в поспешное бегство,
ибо несчастье ужасное снова их дух сокрушило.
Так же на море широком во время неистовой бури
судно свое потеряв, мореходы беды избегают,
635 в малом числе пребывая среди беспощадной пучины;
после же, где-то поблизости землю и город заметив,
тяжким трудом изнурённые с крепость утратившим телом,
к брегу стремятся они, сожалея о сгинувшем судне
и о товарищах верных, что волны во тьме поглотили.
640 Вот и троянцы, бежав с поля боя в свой город высокий,
ярого дочерь Ареса оплакивать стали немедля
и тех мужей, что погибли в пощады не знающей сече.
Сын же могучий Пелея воскликнул с презрительным смехом:
«Ныне лежишь ты, несчастная, псам и стервятникам пищей.
645 Кто же на битву с сильнейшим тебя надоумил решиться?
Ты говорила, когда возвратишься из этого боя,
старцу Приаму прекрасный с собою доставишь подарок,
всех истребив аргивян? Но намеренье это не боги
в сердце вложили тебе, ибо лучший я между героев,
650 свет и надежда данайцев, троянцев — гроза и погибель,
как и твоя, злополучная. Чёрные Керы и гордость,
видно, толкнули тебя, все занятия женщин оставив,
в страшную битву вступить, что испуг и в мужах вызывает».
Так говоря, из коня и прекрасного тела царицы
655 с силой копье беспощадное выдернул отпрыск Пелея:
оба они содрогнулись, терзаемы жалом жестоким.
С мёртвой блистающий шлем поспешил тогда снять победитель,
солнца подобный лучам или молнии Зевса сиянью.
В то же мгновенье царицы, в пыли и крови распростертой,
660 взорам открылось лицо, и по смерти прекрасное дивно.
Видя его, поражались, стоящие близ аргивяне,
ибо блаженным богам была павшая дева подобна.
Вместе с оружьем лежала она на земле, словно Зевса
неукротимая дщерь, Артемида, что спит, отдыхая,
665 ибо устала слать стрелы во львов среди гор неприступных.
Столь неземную красу ей и в смерти послала Киприда,
дивно увенчанная мужегубца Ареса подруга,
что и Пелея великого сын был в отчаянье ввергнут.
Много данайцев молило богов, чтоб, домой воротившись,
670 столь же прекрасных супруг они взяли на брачное ложе.
Сам же Ахилл беспрестанно в поникшей душе сокрушался,
ибо обрек на погибель, не ввел как жену дорогую
в конелюбивую Фтию он ту, что и видом, и статью
лучшей была среди всех и богиням бессмертным подобна.
675 Сердцем Ареса тогда неизбывная скорбь завладела,
ибо о дочери дух его плакал. Немедля с Олимпа
бог устремился, подобный перуну, гремящему тяжко,