После Гомера

что, вырываясь из Зевса не знающей устали длани,
над беспредельным проносится морем иль светлой землею,
680 и сотрясаются в миг тот Олимпа высокого склоны.
Так и Арес сквозь бескрайний эфир с негодующим сердцем
прянул, оружьем грозя, лишь о роке дочернем услышал.
И пока шёл он по небу широкому, чада Борея,
ветров священное племя, подробно ему описали
685 девы ужасную смерть. Им внимая, неистовой бурей
гор он Идейских достиг: под стопою его содрогались
ровно бегущие долы и своды ущелий глубоких,
русла изменчивых рек и подножие царственной Иды.
День пораженья и скорби готовил бог мирмидонянам,
690 но Громовержец с Олимпа вселил в него трепет священный
грома тяжелым раскатом и цепью неистовых молний,
что среди ясного неба под ноги бегущего пали,
пламенем страшным горя. Увидав их и отчего грома
звук несравненный узнав, свой полет прекратил Эниалий,
695 хоть и стремился скорее вступить в многошумную сечу.
Как от высокой скалы при поддержке ветров необорных
ливень и молния Зевса огромный кусок отрывают,
и откликаются эхом долины, покуда по склону
катится он, ударяясь о камни с немолкнущим шумом,
700 но, лишь достигнет подножья и ровной земли под собою,
тут же всегда застывает, нимало того не желая;
так и сын Зевса, могучий Арес, сокрушаясь душою,
остановился, послушный приказу владыки бессмертных,
перед которым склоняются все как один олимпийцы,
705 ибо любого он выше и мощью владеет безмерной.
Быстрая мысль вызывала в уме у Ареса сомненья:
то ли теперь устрашившись ужасного гнева Кронида,
без промедленья послушно на светлое небо вернуться,
то ли отеческой волей отныне себя не заботя,
710 кровью Ахилла свои обагрить неослабные руки.
После ж припомнило сердце, сколь многие в битвах жестоких
Зевса сыны полегли, и от смерти не спас их родитель.
Ради сего аргивян бог оставил: иначе, пришлось бы
пасть ему, словно Титаны, сражённым перуном ужасным,
715 коли б решился пойти против воли священной Кронида.
Бранелюбивые спешно сыны аргивян принялись тут
с трупов покрытые кровью доспехи снимать и оружье.
Только Пелея наследник всё так же душой сокрушался,
дивную девы красу созерцая во прахе лежащей.
720 Столь же великая скорбь разрывала сейчас его сердце,
как в тот момент, когда чёрная гибель Патрокла настигла.
Рядом стоящий Терсит принялся осыпать его бранью:
«Недругам страшный Ахилл, что за демон твой разум опутал,
из-за презренной царицы лишённых стыда амазонок,
725 что против нас столько зла замышляла содеять недавно?
Женолюбивое сердце, что, верно, в груди твоей бьется,
так околдовано ей, как почёта достойной невестой,
кою за выкуп ввести к себе в дом ты желаешь женою.
Лучше бы в битве она тебя первой копьем поразила,
730 раз твое сердце доселе одни только жены заботят,
и не находится больше в душе, обречённой на гибель,
места для доблестных дел, стоит женщину лишь заприметить.
Жалкий, где ныне твоя необорная мощь и разумность?
Где достославного сила владыки? Не знаешь как будто,
735 горе какое наведалось к женолюбивым троянцам?
Нет ведь для смертных созданий погибели более страшной,
чем наслаждения ложа, что делают сущим безумцем
самого мудрого мужа! Лишь битве сопутствует слава.
Дело Ареса — победа — вот радость мужей копьеносных.
740 Трусы же предпочитают изнеженность женской постели».
Так говорил он, бранясь. Поднялась тут в душе у Пелида
неукротимая ярость. Немедленно дланью могучей
между скулою и ухом без слов поразил он Терсита.
Выпали зубы того, и на землю наглец распростерся.
745 Тотчас же кровь изо рта побежала струею обильной.
И очень скоро ничтожного мужа душа отлетела.
Смерть его радостью стала для многих в народе ахейском.
Ибо любого спешил он язвительным словом унизить,
и, презираемый сам, покрывал всех данайцев позором.
750 Кто-то из быстрых в бою аргивян, не сдержавшись, промолвил:
«Не подобает бесчестить правителей подлому мужу
ни откровенно, ни тайно — возмездие следует быстро.
Есть ведь священный закон и карает бесстыдные речи,
смертным беду за бедой посылая, суровая Ата».
755 Так говорил кое-кто из данайцев. Пелея же отпрыск,
гнев ощущая в душе, распростертому бросил сурово:
«Ныне во прахе лежи, безрассудную злобу оставив!
Ибо не должно ничтожному с лучшими спорить мужами,
как делал ты, когда тысячи подлых клевет распуская,