Последнее слово громким эхом отдается в голове.
— Фёдор Арсеньевич… вы… вы… не совсем…
— Всегда отдаю отчёт тому, что говорю, — его взгляд жадно пробегается по моим плечам, ползёт ниже, слегка задерживаясь на крае шелка. А затем меняет направление и прилипает к губам. А я ещё и после душа, под топом ничего нет… — я тебя когда в первый раз увидел, хотел оболтусу своему затрещину зарядить, чтоб имя твоё из памяти его вышибить.
— Зачем вы это говорите… — потрясенно шевелю побелевшими губами. — Не надо…
— Даже думал какой-нибудь косяк с его стороны подстроить, чтобы вы разошлись. Но мне и мараться не пришлось. Он сам накосячил. А я думал, что остыну со временем. Но каждый раз, как он тебя в дом ко мне приводил, — мужчина поднимается и резко делает шаг в моем направлении, встает вплотную. Боже! — Я каждый раз мысленно себя на его место ставил.
— Прекратите! — пытаюсь выдернуть руку из его ладони, потому что он уже настойчиво пленит мои пальцы.
Горячее прикосновение… меня прошибает озноб от этого, я совсем растерялась. Это выше моего понимания. Хуже всего, что можно ожидать.
— Дашенька, — ещё сильнее понижает голос, налегает на меня, а я не могу вырваться, не могу закричать, ведь мама за стенкой, — ты роскошная женщина. Тебя сопля зелёная возле себя не удержит. Я тебе предлагаю честные отношения. Соглашайся.
— Вы женаты, — шепчу ему в губы. Он склонился надо мной, вцепился, как паук, и не позволяет даже отвернуться, не то что дёрнуться! Даже вздохнуть! Что происходит, я не осознаю. Это кошмар какой-то! Ему же лет сорок пять минимум, а то и шестой десяток! И седина опутала голову!
— Ну, жена — это статус, привычка, должность, — перечисляет будничным тоном. — Там больше ничего не осталось: одно название и штамп. А я для души хочу, Даш, — обводит костяшкой пальца овал моего лица, я лишь трясусь вся от его напора. И сделать ничего не могу. — Понимаешь?
— У нас с вами разница в двадцать лет. Если не больше. О чем вы вообще говорите?!
Громкий потрясённый шепот нисколько не сбивает отца Сергея с мысли.
— Я говорю о нас, Даша. О том, что мы будем вместе проводить время, а ты будешь звать меня по имени. И всегда на «ты».
— Я за вашего сына замуж собиралась, жила с ним, постель делила, — осторожно шепчу, чтобы мама ни в коем случае не услышала. — Вы забыли?..
— Не говори мне об этом, — роняет с угрозой, непримиримо, проводит большим пальцем по моей нижней губе. — Тебе со мной лучше будет.
Его рука безбожно скользит по тёплому шёлку, парализуя, съезжая вниз. Не успеваю даже дернуться. Пальцы его грубо сжимаются, а тяжелый мужской вдох с присвистом сигнализирует о том, что ещё немного, и ситуация полностью выйдет из-под контроля. Не получается ни отбиться, ни оттолкнуть его. Тяжелая ладонь опускается на затылок, неумолимо притягивая, а жесткие губы накрывают мой рот. Подбородком чувствую боль. Неожиданный тихий стон, как крик о беспомощности, срывается с губ, но Фёдор Арсеньевич понимает это по-своему. Его язык уже неумолимо хозяйничает внутри моего рта, оставляя после себя горечь и ощущение нечистоплотности.
Не чувствую, как ладони касаются приятной дорогой ткани на его груди, не чувствую, как с силой начинаю его отталкивать, не осознаю, что пытаюсь его укусить и вырваться из паутинных объятий. Ничего не осознаю… просто тело на автопилоте действует интуитивно. Это была защитная реакция, когда я с трудом прервала поцелуй, а звонкий звук пощёчины сотряс стены.
Мы оба замираем. Я со страхом. Он угрожающе.
Вновь пленит мои запястья.
— Отпустите, пожалуйста! — почти кричу еле слышно: так, чтобы маму не напугать, не нужно ей знать.
— Больше так никогда не делай, — пугающе-мягко шепчет на ухо, а от его обжигающего дыхания начинает колотить. — Я стерплю один-единственный раз.
— Фёдор Арсеньевич, — намеренно подчёркиваю нашу с ним разницу… во всем! В возрасте, взглядах, интересах, социальном статусе.
Он вновь костяшкой пальца медленно огибает мой подбородок.
— Называй меня просто по имени.
Федя?! Господи, как же я в это дерьмо-то влипла?!
— Я не могу! Не могу! — как ненормальная трясу головой, отмечая снисходительные нотки в зелёном взгляде.
— Тшшшш, — убирает руки и прикладывает палец к моим губам. — Ну что ты, девочка. Ты не должна меня бояться.