Аппельплац уже заполнили колонны узников.
— Арбайтскоманды, по порядку номеров на выход шагом марш! — скомандовал рапортфюрер, и сразу все пришло в движение. Оркестр заиграл бравурный марш. К проходной одна за другой двинулись арбайтскоманды. За воротами их принимал конвой и вел на работу.
Освенцимский оркестр — одна из самых непостижимых прихотей гитлеровских изуверов, блажь самого обер-палача Гиммлера. Оркестр состоял из сотни музыкантов-виртуозов, вывезенных в Освенцим из столичных театров оккупированной Европы. Он играл ежедневно, когда арбайтскоманды отправлялись на работу и возвращались с нее, а также во время экзекуций и казней. Музыканты этого оркестра сочинили по заказу Гиммлера уникальную мелодию «Танго смерти», которая очень нравилась шефу гестапо. Исполнялось оно только во время казни и массовых экзекуций.
Музыканты освенцимского оркестра все как один были уничтожены эсэсовцами в последние дни существования лагеря — в январе 1945 года.
Что касается других лагерей, то во многих из них имелись свои оркестры, существовали свои «лагерные гимны» и свои «традиции». Так, например, в Маутхаузене во время казней эсэсовские палачи любили слушать мелодию немецкой песни «Любимая, мы встретились снова».
И вот нас ведут по дороге, по обочинам которой через каждые двести-триста метров лежат сложенные в кучу лопаты, кирки-мотыги, ведра, стоят тачки. Рабочие команды занимали свои места, разбирали инструменты и начинали работу. Нашу команду повели чуть дальше, на участок, где проходила новая дорога, соединявшая Освенцим-I с Биркенау. Мы идем, шатаясь от слабости, поддерживая друг друга. Опущенные плечи, в глазах у каждого сгусток боли. В нашей штрафной колонне, истощенной до последнего предела, был полный интернационал — русские, поляки, чехи, евреи, цыгане, французы, датчане, венгры, югославы, латыши, даже несколько немцев.
Привели нас на заболоченный участок, раздали лопаты, ведра и велели расширять уже выкопанные канавы и рыть новые. Одни стояли в канаве по колено в воде и наполняли ведра, другие носили их, третьи возили тачками песок и щебенку. Неподалеку расположилась эсэсовская охрана, вооруженная автоматами. Непосредственно за работой наблюдали капо и пять форарбайтеров — бандиты один в один. Они, прохаживаясь, резиновыми дубинками подгоняли тех, кто, на их взгляд, работал недостаточно интенсивно и старательно.
Было семь утра. Чавканье болота, ругань и окрики надзирателей, глухие удары резиновых дубинок[37], вопли узников рвали утреннюю тишину. Работа еще только началась, а у меня уже ломило спину, и в голове гудело от утомления. Это был бессмысленный первобытно-тяжкий труд, рассчитанный на полное изнурение.
Рабочий день штрафных команд длился четырнадцать часов. Единственный перерыв на сорок пять минут возвещали ударом гонга в двенадцать дня, когда привозили баланду. Но до него нужно было дожить…
— Лёс, шнель, бевегтойх, темпо![38] — то и дело раздавались окрики.
Мы трудились на участке длиной в двести метров. Впереди были штрафные команды № 2 и 3. Они валили деревья, выкорчевывали пни, а мы копали. Штрафников подгоняли без конца, требуя ускорения темпов работы. Тех, кто не выдерживал темпа, убивали и заменяли другими. Ежедневно в каждой команде приходилось заменять двадцать-тридцать человек.
По мнению эсэсовского начальства, каждый узник должен был понимать, что сулит перспектива попасть в штрафники.
По инструкции эсэсовцы должны были «перевоспитать» штрафников, «научить» их работать. В действительности же задача состояла в том, чтобы в кратчайший срок выжать из штрафников всю мускульную силу, довести их до полного истощения, убить и заменить другим. А чтобы эта «гениальная» идея лучше дошла до сознания всех остальных, штрафников специально рассеивали по всем блокам Освенцима. Штрафник был пугалом, штрафные команды — средством устрашения.
Официально считалось, что ни один штрафник не должен жить дольше четырех недель. Люди, попавшие в штрафники, не выдерживали даже и этот срок. Некоторые сходили с ума или кончали с собой. Других убивали эсэсовцы и капо или же отправляли в газкамеру, а то попросту вешали тут же на работе «за саботаж». А тех немногих, кто оказывался вопреки всему живучим, эсэсовцы убивали сами, не душили в газовой камере и не вешали, а просто расстреливали. Расстрел считался в Освенциме смертью «почетной».
37
В Освенциме эсэсовцы обеспечивали блоковых, штубовых, капо, форарбайтеров и других резиновыми дубинками «для поддержания дисциплины и стимулирования трудовой деятельности гефтлингов»; попросту говоря, дубинки в руках эсэсовцев и их прислужников были оружием пыток над беззащитными узниками. Дубинки изготовлялись баварской фирмой «Гюнтер Крюгер», имели в длину 70 см. Белая ручка с ременной петлей надевалась на кисть руки. На другом конце дубинки в каучук было залито 200 г свинца. От удара такой дубинкой по голове узник либо терял сознание, либо умирал. Удары по телу причиняли тяжелые травмы.