Выбрать главу

Отец со мной не разговаривал, мамин мобильный был выключен. Лишь через знакомых я узнала, что произошло, но никто не знал, где находится мама. Всю ночь я обзванивала больницы, чтобы понять, куда ехать, и мой добродушный обманутый муж, которому я ничего так и не сказала, помогал мне. Мое лицо опухло от слез, а горло от напряжения — при разговоре с дежурными мне с трудом удавалось удержать голос спокойным. Я холодела от мысли, что, может быть, мама уже умерла, а я даже не знаю, где она. Муж успокаивал меня, приносил чай, ходил поправлять одеяло дочурке, и когда я уже оцепенела от слез и усталости, он, наконец, под утро нашел ее:

— Состояние стабильное, посещения с восьми утра.

Мы обнялись, и долго еще мои плечи вздрагивали отзвуками рыданий.

И пока мы так сидели в предрассветной дымке, в моей голове постепенно сформировалась истина. Любовь к мужчине — это лишь маленький ручеек в реке любви, питающей сердце женщины. Зацикливаться на мужчине — значит, пить из одного источника, который иссякает, и иссякать самой. Чтобы сосуд любви был полон, нужно тратить сердце на каждый поток — на детей, на родителей, на саму жизнь, наконец. И, может быть, из этих более надежных источников я смогу возродить любовь к своему мужу. Я выбрала этого мужчину, я села в эту лодку, и менять ее бессмысленно, ведь я знаю — о, как хорошо знаю! — что любовь к мужчине проходит, но остается большой и многогранный мир, который мы создали за время любви, и этот мир стоит того, чтобы за него бороться.

Утром муж поехал на работу, а я с дочкой в больницу. Когда мы вошли в палату, мама, бледная и почти прозрачная на фоне белой кафельной стены, с трудом приподняла руку в приветствии и слабо улыбнулась. Ее телефон разрядился, а «зарядку» она не могла найти в сумке с вещами, которую спешно собрал отец.

Я хотела сказать ей, что так виновата перед ними всеми, перед ней, отцом, дочерью, мужем, что я все исправлю, но лишь бросилась к ней, приникла лицом к ее плечу и горько заплакала. Сквозь глухие рыдания я шептала «прости», но в ответ услышала:

— Это ты меня прости, дочка. Просто я старая стала, раньше бы такого не случилось.

Малышка слегка оробела, а потом подошла к нам, и долго гладила по голове то бабушку, то маму, не переставая спрашивать, почему мы плачем.

Я стерла из памяти фотографию на фоне Эйфелевой башни и мужчину с той фотографии больше никогда не видела.