Все предпринимательство делало свои первые шаги во враждебной атмосфере. Все оно было под подозрением. В стране, где на каждом шагу разогревались эти настроения, оно должно было защищаться всеми доступными ему способами. Я это понимал. Для меня было очевидно, что государство, пусть навлекая на себя недовольство населения, обязано стать на страже рождающегося класса собственников. Если проявить слабость, уступить левым настроениям, все посыпется. А недовольство… Что ж, необходимо время, чтобы люди поняли твою правоту. Наберись терпения и гни свою линию.
Итак, я считаю, что если бы не было этих «олигополий», этих «кланов», не было бы и сегодняшней Украины. «Олигополия» осуществляла свою власть на «подведомственной» ей территории. Она делала главное - поддерживала системы жизнеобеспечения, руководствуясь, конечно, своими корыстными мотивами. Только крупный бизнес может взять на себя развитие инфраструктуры, в том числе социальной. И только он может вкладывать средства в высокотехнологическую продукцию. «Олигархи» начинали без капитала. Они проходили этап первоначального накопления так, как могли и как позволяли условия. Значительная часть средств отправлялась на сохранение за границу. Сейчас эти деньги начинают возвращаться. Во всяком случае так было в последние годы моего президентства. Я считаю это положительным явлением. Все было не зря, все дает свой результат. Нам неоткуда было ждать помощи, инвестиций. Кто же повезет свои деньги в страну, где еще нет полноценного государства! Мы на собственном опыте убедились, что частные предприятия работают намного эффективнее, чем государственные. Что это значит? Это значит, что они действительно частные. Они состоялись как частные! Если бы они были какие-то другие - воровские, например, или не поймешь какие, они не были бы эффективнее государственных. Они эффективнее - значит, на каждом есть хозяин.
Вот, собственно, и все. Нельзя было продолжать строить социализм в «одной отдельно взятой» Украине, когда наш главный экономический партнер - Россия - пошел принципиально другим путем. Вот и ответ на вопрос, тем ли путем мы шли. Идти по-другому мы не могли. Другого пути просто не существовало. Были нюансы. Что-то можно было сделать иным образом, грамотнее и эффективнее. Но управленческий опыт - это ведь тоже вещь объективная. Он дается годами. У нас тогда, в середине 90-х годов, такого опыта не было. У нас не было даже своей собственной денежной единицы! Когда создавали Национальный банк Украины, единственным специалистом с соответствующим опытом был Стельмах, сегодняшний его председатель. И того «выписали» из Москвы. И так во всем.
Когда речь идет о созидании, одной оранжевой ленты на лацкане мундира недостаточно. Топтаться по всему, что было сделано раньше, большого ума не нужно. Говорил раньше и повторю сейчас: в стратегических вопросах рыночной трансформации мы не ошиблись. Мы делали то, что и следовало делать. Только политиканы или невежественные люди могут ставить это под сомнение. Есть уже десятки примеров, когда новая власть вынуждена возвращаться к тому, что было отвергнуто в первое время после «оранжевой революции». А кто сосчитает потери, которые понесла от этого экономика, общество в целом?
Это касается и «олигополий». Япония и Южная Корея в 70-80-е годы прошлого века проводили официальную государственную политику выращивания национальных монополий - монополий, конкурентоспособных на мировых рынках. Сегодня так же поступает Россия. Я имею в виду тот же «Газпром», который все больше приобретает черты национальной мегамонополии, способной на равных состязаться с ведущими в мире транснациональными корпорациями, алюминиевый бизнес Дерипаски, ряд других компаний.a
23 марта
Нам все время что-то надо строить. Строили светлое будущее - коммунизм. Теперь строим евроинтеграцию. Пропагандистский смысл этого поворота можно было бы понять, если бы он происходил году в 94-95-м, к тому же в условиях контролируемого властью информационного пространства. Тогда ясна была бы задача: вытеснить из умов одну идеологию другой, коммунистическую - демократической. Заодно переориентировать общественную мысль с России на Европу. Сегодня же неуместность этой трескотни бросается в глаза. Общество уже выходит из детского возраста, привыкло к плюрализму взглядов, оно вряд ли воспримет власть как Учителя и Воспитателя, не говоря уже о Мессии.
Какие бы камни ни летели в мой огород, я был и остаюсь твердо убежден, что многовекторная политика - это наилучшая политика вообще и для Украины - в частности. Это была открытая позиция президента. О ней все знали - и на Востоке, и на Западе. В прятки я ни с кем не играл. Для Украины это была единственно возможная политика выживания. Борис Тарасюк резко критикует меня за многовекторность. Понимает он ее так, что я, мол, пугал Европейский Союз тем, что Украина вступит в Единое экономическое пространство, а Россию - тем, что Украина пойдет на Запад. Новой же власти он ставит в заслугу то, что она выбрала одно направление, один вектор - Европейский Союз. Я ни с кем не играл, тем более никого не пугал. Я проводил реалистичную, выгодную Украине политику. Уверен, что Украина вернется к ней. Практик на государственной службе оперирует не словами, не виртуальностями, а конкретными интересами, чем-то, что можно посчитать и измерить. b
Уверен, что крупных ошибок во внешней политике при мне не было сделано. Курс был четкий и понятный. Я следил за тем, чтобы он выдерживался. А для тактических дел было достаточно государственных институтов. Они этим и занимались. Не было по этому вопросу разногласий и с Верховной Радой. Моя внешняя политика была подчинена, как и положено, развитию экономики. Экономика - это уравнение со многими неизвестными, и на большинство из них ни у кого ответа нет. Жить и работать по учебникам, которые написаны не в твоей стране, не стоит, да никто так и не делает.
24 марта
На днях был в Москве, встречался с Путиным, Ельциным, с рядом старых друзей. Ельцину позвонил уже из Москвы, он был рад встретиться и потолковать. У него была назначена другая встреча - перенес. Часа три проговорили. Пригласил поехать в Завидово, вместе поохотиться. «Или давай возьмем яхту, поплаваем!»
Политикой не просто интересуется, а вникает до тонкостей во все, что происходит. Знает все. Встает в пять часов утра, но ложится, конечно, не в три. Вспоминали нашу встречу поздней осени 1992 года. 13 октября того года меня утвердили в должности премьер-министра, а 13 ноября - мой первый визит в Москву. Был подписан ряд межгосударственных договоров, в частности, о международном Совете по вопросам космоса и о регулировании межгосударственного рынка ценных бумаг.
Но не это на тот момент было главным. Россия прекратила поставлять нам нефть. Перед вылетом из Киева я сказал у трапа самолета, что если не договорюсь о поставках нефти, то уйду в отставку. Я не готовил этого заявления - вырвалось непроизвольно. Я, что называется, физически чувствовал, что без нефти страна задохнется. Первая встреча была с Егором Гайдаром, который исполнял обязанности премьер-министра России. Приятный, общительный молодой человек. Мне он сразу понравился. Простой, взгляд открытый. Мы быстро обо всем договорились.
Потом мне сказали, что в Кремле меня ждет Ельцин. На вечер была назначена наша пресс-конференция в гостинице «Президентская». В Кремль я поехал один. Говорили тоже один на один. Поговорили, потом он из-за своего стола пересел ко мне за приставной. «Леонид Данилович, как можно было заявить такое: уйду в отставку, если не договорюсь с Россией? Неужели мы можем оставить вас на произвол судьбы?» Это была первая наша встреча. Сидели долго. В кабинет несколько раз заходили напомнить о времени: пора, мол, на пресс-конференцию. «Подождут!» - отвечал Борис Николаевич. Разговор был партнерский, легкий в том смысле, что равноправный, не было никакой тягости, хотя и в прямом, и в переносном смысле мы были в разных весовых категориях. Впереди нас ждали и другие встречи, по-настоящему трудные, хотя и они всегда заканчивались по-доброму, а эта была замечательная.