1998 год - это год, когда Генпрокуратура начала заниматься его деятельностью. Их противоборству, казалось, не будет конца. Такое впечатление сложилось с самого начала.
Что послужило толчком? Газовая проблема. Точнее, проблема наших долгов за газ. Долги перед Россией вдруг стали нарастать как снежный ком. Возник вопрос: куда деваются деньги украинских покупателей газа? Почему они не доходят до России? Куда и как исчезает газ, которым Россия рассчитывается с нами за отданные ей ядерные боеголовки тактических и стратегических ракет, находившихся на нашей территории? Это - несколько миллиардов долларов.
Начали разбираться. Начали смотреть, через какие коммерческие структуры поступает газ, через какие должна поступать оплата за него. Присмотрелись, естественно, к ЕЭСУ - что это за организация, чем занимается на словах и чем - на деле, кто там первая скрипка, кто - вторая.
Дело оказалось чрезвычайно сложным, запутанным, с мощными подводными течениями, с отлаженной предохранительной системой.
Дело, наверное, очень долго тянулось бы в вялотекущем режиме, если бы Лазаренко ни с того ни с сего не оказался в Швейцарии с панамским паспортом. Там его арестовали, и - отнюдь не за паспорт. Стало ясно, что за ним приглядывали не только украинские компетентные органы. Очевидно, ждали случая и повода. Панамский паспорт оказался кстати.
В разных украинских кругах обсуждался вопрос, зачем Лазаренко потребовался Соединенным Штатам.
Я понимаю, что такой вопрос понятен не всем американцам, но для нас, украинцев, он самый естественный. Особенно когда началось то, что, с нашей точки зрения, выглядело как затягивание следствия по делу Лазаренко. Во-первых, до нас, несмотря на большое расстояние, доносился шорох долларов (наших долларов!), которые выкачивались из него американскими адвокатскими конторами. Во-вторых, не казались случайными периодические выбросы материалов следствия, компрометирующих украинскую власть. Трудно было расценить это иначе, как попытки давления. Каждая порция грязи из дела Лазаренко сразу же подхватывалась украинской оппозицией. Поднимался шум.
В общем, с Павлом американцы поступали (и, по состоянию на сегодняшнее число, продолжают поступать) жестоко. У него нет ясности, что с ним будет. Для такого активного и самолюбивого человека это, конечно, мучительно. Да и для любого было бы так. Но и по отношению к Украине это нечестно. Она из года в год остается на слуху как страна с сомнительной репутацией.
22 ноября
Закончилась акция по снятию привилегированных номерных автомобильных знаков. «Нет уже АП, почти нет ВР, - сказал министр внутренних дел Луценко. - Мы с этим месяца три боролись, потом плюнули и огласили, что все номера одинаковы».
Не секрет, что во многих случаях особые знаки раздавала сама милиция. Так она «благодарила» тех, кто ее «спонсировал» или как-то иначе способствовал ей.
В советское время у меня всегда были при себе «корочки», которые я показывал, когда меня останавливали. Показав, спокойно ехал дальше. Обычно я сам был за рулем. У меня был пропуск без права остановки и проверки автомобиля. Правда, в советское время привилегии, в том числе и эта, были строго упорядочены. Они распределялись централизованно, получить их за взятку было трудно, а часто и невозможно.
В годы независимости, демократии ведомства получили больше свободы и стали ею пользоваться прежде всего в своих ведомственных интересах.
Желающих обзавестись хоть какой-то привилегией и платить за нее не уменьшилось, но возможностей прибавилось. Я, помню, резко сократил привилегии. Но не успел оглянуться, как они были восстановлены под другими соусами. Для кого - известно: для тех же, у кого они были и раньше. Так что и теперь милиция, думаю, все равно изобретет какой-то способ, чтобы отличать «своих». Люди есть люди.
Я вынужден был говорить это себе каждый день, потому что каждый день в этом убеждался. Дело, конечно, не безнадежно. На Западе везде, где только можно, заменяют человека-контролера механизмом-контролером. Я был в Баден-Бадене. Мои водители всюду ездили, всюду, по привычке, нарушали правила, превышали скорость. Их никто не останавливал, но штрафовали исправно. Нарушение фиксируется телекамерой. Компьютер выписывает штраф и посылает фирме, у которой арендована машина, или частному лицу. Уклониться от уплаты невозможно, дать взятку некому.
Эту систему надо ввести и у нас, но для этого нужны деньги. А пока их нет, приходится терпеть. И не превращать серьезную жизненную трудность в материал для пропагандистских спектаклей, для саморекламы: вот, мол, какие мы большие демократы и борцы с коррупцией. Все вернется на круги своя, и ничего, кроме конфуза, вы не испытаете.
Существовали номерные знаки автомобилей Администрации Президента, Кабинета Министров и Верховной Рады. Выдавать их имели право эти структуры. Составлялись, естественно, списки. В список Верховной Рады были включены спикер, вице-спикеры, председатели и заместители председателей комитетов. Всего, кажется, 50 человек, 50 знаков. А дальше пошло естественное, так сказать, размножение, да такое бурное, что не успели оглянуться, как уже все 450 членов парламента щеголяют на машинах с привилегированными номерами. Тот же процесс захватил и правительство, и администрацию.
Пытался ли я как-то пресечь это безобразие? Конечно. Глава моей администрации Литвин говорит: я передал право распределять знаки в Верховную Раду. Как это вышло? Очень просто. Является к нему председатель Верховной Рады: «Слушай, меня депутаты за горло берут. Умри, а выдай особый номерной знак!» Глава администрации думает: стоит ли вступать с ними в конфликт из-за такого пустяка? На очереди столько важных законопроектов, проходить они будут с трудом - не хватало еще тормозить их прохождение таким мелким обстоятельством! Пусть берут эти цацки и радуются. Лишь бы голосовали «по уму», а не по капризу.
Я об этом узнаю и тоже думаю: стоит ли мне ругаться с Радой по такому малозначительному поводу в такой напряженный момент, когда мне особенно нужна поддержка депутатов? А напряженный момент, он почти каждый день, а особая поддержка депутатов нужна сто раз на день…
Вот так практически каждый депутат - от кристального коммуниста до кристального демократа и борца с коррупцией - получил «козырный» номер. Под конец я, правда, ликвидировал эту привилегию. Оставил, так сказать, документальное свидетельство своей непримиримой борьбы с привилегиями. Это было, кажется, мое последнее президентское решение.
24 ноября
Что бы ни говорили, международный газотранспортный консорциум, по моему замыслу, - это фактически просто совместное управление трубой, больше ничего.
Смысл той борьбы, которую вели против консорциума наши национально озабоченные политики, мне был ясен с самого начала. Их мало интересовала суть дела. Потеряет Украина права собственности на трубу или не потеряет, им было все равно. Своей пропагандой они хотели посеять раздор между двумя странами. Консорциум - только повод. Не было бы этого, выдумали бы другой. Главное - не допустить нормального сближения с Россией.
Уверен, что они радовались (и продолжают радоваться), когда в российской прессе пишутся гадости вроде «хитер хохол». И что особенно неприятно - этим «хитрым хохлом» в данном случае изображают меня, Кучму.
Сколько еще лет будут твердить, что Украина «тырит» российский газ? Наверное, пока будут живы внуки Жириновского… Этот господин не хочет понимать, что нашим национально озабоченным политикам только на руку его антиукраинская демагогия. Российский антиукраинизм - это все, что им нужно. Это подарок. Есть антиукраинизм в России - нет нормальных отношений с Украиной. Что им и требуется.
Я не раз говорил, что понимаю их. Опасность русификации - опасность реальная. Я только не могу согласиться, что для ослабления этой опасности нужно приносить в жертву экономические интересы Украины.
Украина не воровала российский газ. Украина ничего ни у кого не воровала. Да, при мне бывало много ситуаций, когда Россия перекрывала газ из-за того, что мы неаккуратно за него платили, накапливая долги. Но мы никогда не снижали давление в трубе на выходе в Европу. Никогда. Для меня это было немыслимо. Да, в таких случаях мы вынуждены были все равно брать из трубы столько, сколько требовалось нашему хозяйству. Но это делалось по договоренности с «Газпромом». И за этот газ мы платили не по 50, а по 80 долларов. Кинах в свое время подписал бумагу, что каждый случай дополнительного отбора обязательно согласовывается с Россией и тогда - дороже цена. Если бы мы крали газ, то Европа бы кричала. Но европейцы не раз заявляли, что Украина аккуратно выполняет свои обязательства. Эта тема себя исчерпала, когда я подписал газовый договор с Туркменистаном. Политика сразу прекратилась, и началось нормальное сотрудничество. Что это означало на практике? Если нам требовался дополнительный газ, мы покупали его у Туркменбаши. А у России мы брали только тот газ, который нам полагался за обслуживание трубы.