К этому времени в Азербайджане уже десять месяцев шли военные действия. Велись они с переменным успехом. В 1265—1266 гг. сын Хулагу Абага (1265— 1282) отгородился от Золотой орды сооружением, которое на современном языке можно назвать “линией Абаги”. Это был вал, который тянулся по левую сторону Куры почти через всю Ширванскую степь[47].
Отнюдь не завершенный к моменту создания “линии Абаги” конфликт между государством иль-ханов и Золотой ордой оказался весьма благоприятным для Западной Европы, в первую очередь для генуэзских купцов. Во-первых, двойная угроза со стороны Золотой орды и Египта поставила перед иль-ханами в порядок дня вопрос о действенном военном союзе с франками. Во-вторых, разрыв торговых сношений с Золотой ордой оказался чрезвычайно выгодным генуэзцам. Прежний путь транзитной торговля, связывавший Иран с Восточной Европой и Черноморьем, путь, которым еще недавно пользовался, возвращаясь из Монголии, в Палестину, Рубрук после закрытия Железных ворот — горного прохода у Дербента, сменили иные направления. Это были пути, идущие от Тебриза через Иранский Азербайджан и Великую Армению к Босфору, Эгейскому морю и заливу Искандерон, глубоко вдающемуся в земли Киликийской Армении. Именно эти пути являли наибольшие выгоды для генуэзцев.
Ось Генуя — Рим — Тебриз
Трудное начало. События 1260—1263 гг. — поход Хулагу в Сирию, переворот в Константинополе 1261 г. и конфликт между монгольским Ираном и Золотой ордой — открыли благоприятные возможности для укрепления различного рода связей между Западной Европой и державой иль-ханов, форпостом монгольского мира. До недавнего времени считалось, что генеральный штаб западной дипломатии — папская курия — уже в 1260 г. завязала активные переговоры с иль-ханом Хулагу и использовала, таким образом, выгодную ситуацию, которая создалась на Ближнем Востоке во время Монгольского вторжения в Сирию. В 1949 г. французский историк Жан Ришар доказал, что начало этих переговоров относится не к 1260 г., а к 1263 или даже скорее к 1264 г.[48]. Ришар подверг детальному анализу ряд дипломатических документов ватиканского архива и установил, что информация, поступавшая в Рим из Палестины в годы вторжения Хулагу в Ирак и Сирию, носила резко антимонгольский характер, а поэтому папа Александр IV (1254—1261) даже призывал к крестовому исходу против монголов. Только после разгрома Китбуги египтянами папский легат в “Святой земле” Томмазо Аньи ди Лентино послал нескольких доминиканцев К Хулагу с разведывательными целями (глава этой миссии монах Давид впоследствии перешел, видимо по заданию Рима, на монгольскую службу и ездил в Европу в качестве посла иль-хана Абаги).
Хулагу прекрасно принял миссию Аньи ди Лентино И, вероятно в 1261 г., направил в Рим посольство, которое по пути захватил в плен сицилийский король Манфред Гогенштауфен, главный враг папы. Лишь одному из посланцев Хулагу, писцу Иоанну-венгерцу, удалось Добраться до папы Урбана IV (1261 — 1264) в 1263 или 1264 г. “Посольство Хулагу, — заключает Ришар, — прибыло в тот момент, когда весь христианский мир в целом, а не только наиболее проницательные властители в Сирии готовы были в монголах видеть союзников в борьбе с мусульманами”.
Поправка Ришара наводит на некоторые размышления. Прежде всего она свидетельствует, что понятие “христианский мир в целом”, которое Ришару представляется аксиомой, есть чистейшая фикция. Это христианское сообщество было скорпионьим садком, в котором кипели далеко не евангельские страсти. Не говоря уже о папско-гогенштауфенской распре, которая ввергла Италию в величайшую смуту, накалу этих страстей способствовали генуззско-венецианское соперничество, усобицы в “Святой земле”, где духовные и светские феодалы, враждуя друг с другом, пылали общей ненавистью к союзнику Хулагу Боэмунду VI Антиохийскому, и ряд иных крупных и мелких склок. Венеция тайно поддерживала главного врага христианства египетского султана Бейбарса[49], ей по душе был союз Египта и Золотой орды, хотя на Лидо прекрасно понимали, что усиление Египта влечет за собой гибель последних плацдармов франков в Сирии и Палестине. Генуэзцы несомненно были заинтересованы в укреплении связей с монголами Ирана, но их совершенно не беспокоили судьбы Акки, “христианской” гавани, в которой угнездились венецианцы; генуэзцы подвергли Акку блокаде в 60-х годах XIII в. Да и с Бейбарсом и Берке они не порывали связей, и в 1263 г. при их содействии Михаил Палеолог пропустил египетские корабли в Черное море; а благодаря этому вывоз рабов из гаваней Золотой орды в Александрию намного возрос к вящей выгоде генуэзских посредников. Тем не менее в 1264 г. наметился явный сдвиг в дипломатических отношениях между европейским Западом и монголами Ирана. С этого времени сперва сравнительно редко, а затем все чаще и чаще Рим, Париж и Лондон обмениваются посольствами с Тебризом. Папа Климент IV в августе 1267 г. направил иль-хану Абаге крайне любезное письмо[50]. Пока Абага готовил не менее любезный ответ, неуемный султан Бейбарс стягивал к Дамаску и Алеппо войска. Весной 1268 г. он вторгся во франкскую Сирию. 18 мая 1268 г. пала Антиохия, египтяне прошли затем на север и перерезали пути из Киликийской Армении к Мосулу и Багдаду. С большим трудом будущий автор проекта экономической изоляции Египта, приор Провинции Святой земли францисканского ордена, Фиденцио из Падуи заключил с султаном перемирие. “Не слезая много дней с коня” и все время сопровождая Бейбарса, Фиденцио добился, кроме того, кое-каких привилегий для францисканского ордена, спустя четыре года подтвержденных особыми султанскими фирманами[51]. Антиохийская катастрофа, в которой более всего повинны были генуэзцы и венецианцы, обратившие франк-скую Сирию в арену своих усобиц и распрей, в одинаковой степени испугала и папу и иль-хана Абагу. Очень возможно, что Рим сумел бы в 1268 г. договориться с Тебризом, но в октябре Климент IV умер, а новый папа выбран был только через три года. Все это время в Риме и настолько заняты дележом сицилийского королевства (как раз в 1268 г. папе с помощью брата Людовика IX Карла Анжуйского удалось окончательно расправиться с наследниками Фридриха II Гогенштауфена), что восточные дела отошли на второй план. “Христианский мир в целом” по-прежнему являл картину полного разброда. Не способствовал его сплочению восьмой и последний крестовый поход, предпринятый Людовиком IX в 1270 г. Король-крестоносец, с трудом собрав войско (значительная часть его состояла из наемников, готовых за хорошую мзду отправиться хоть на край света), пошел на Тунис. Затея эта успехом не увенчалась, сам Людовик IX умер от чумы на мусульманской земле. После этого похода крестоносная идея была подорвана окончательно. В одном только сходились интересы Рима, Генуи, Венеции и крупных западноевропейских держав: все они желали расширить сферу торгового проникновения на Востоке. А из Тебриза великие транзитные пути вели в страны “тонких специй”, и рано или поздно с Тебризом надо было установить деловые контакты.
47
48
J. Richard,
49
Впрочем, даже не очень тайно. Венецианцы открыто торговали с Египтом согласно договорам, заключенным в 1244, 1254 и 1258 гг., и их александрийская колония находилась под покровительством султанских властей (G. Tafel, О. Thomas,
51
G. Golubovich,