– Думаю, не станут. Как я уже говорила, это скорее всего какой-нибудь прыщавый тринадцатилетний подросток из Гонконга, который не смог придумать себе более интересного занятия.
Я слышу свист на железнодорожных путях и через пару секунд вижу приближающийся поезд. Сейди права. Мне следует забыть о том, что произошло, – я это понимаю. Но что-то холодное внутри меня не позволяет мне этого сделать. Кто-то совершил поступок, прекрасно понимая, как сильно он меня расстроит. И я не могу оставить это без внимания.
Нина сегодня снова работает вместе со всеми остальными – нами, плебеями – в группе приема клиентов. «Группа приема клиентов» – это очень громкое название для тех, кто снует туда-сюда по кинозалам с пиццами и гамбургерами (более вкусными и более дорогими, потому что в них есть халлуми[9]). Это, по-моему, вроде того, как мусорщиков теперь называют работниками по уборке бытовых отходов, а деревообработку и металлообработку – работой со стойкими материалами в школе. У всех и у всего в наше время должно быть звучное название.
– Ага, сегодня уже без цветов, – говорит Нина, когда я прохожу мимо нее в коридоре.
Я поворачиваюсь и смотрю на нее, пытаясь понять, является ли ухмылка на ее лице ухмылкой человека, чувствующего свою вину.
– Ты ковырялась в моем телефоне? – спрашиваю я.
– Это еще что за вопрос?
– Вопрос, на который я хочу получить ответ. Ты проявляла большой интерес к тому, кто подарил мне вчера цветы.
– Ты в самом деле думаешь, что это интересовало меня настолько, что я стала бы ковыряться в твоих контактах в поисках твоего предполагаемого ухажера?
– Может, тебе захотелось зайти на мою страницу в «Фейсбуке».
– Зачем я стала бы это делать?
– Не знаю. Сама скажи мне. Некоторые люди такое делают.
– Ну, тогда я не из их числа. Меня твоя личная жизнь не интересует. И я предлагаю тебе… – говорит она, выставляя указательный палец в сторону моего лица, – не разбрасываться подобными обвинениями.
Я смотрю на нее, пытаясь понять, говорит ли она правду. Ее крашеные светлые волосы стянуты в хвостик на затылке. При этом кажется, что все ее лицо стянуто к затылку вместе с волосами. У нее одно из тех противных и отчужденных лиц, которые встречаются на фотоснимках подозреваемых в объявлениях «Их разыскивает полиция». Однако, несмотря на ухмылку на устах Нины, я очень сомневаюсь, что у нее хватило бы ума и знаний на то, чтобы взломать мой аккаунт.
– Ну хорошо, давай на этом и разойдемся, – говорю я, уходя прочь.
Я слышу, как за моей спиной она громко цокнула и тихонько ругнулась, но решаю проигнорировать это. Я иду в комнату для персонала, чтобы сделать себе чай, беру чайник, трясу его из стороны в сторону, чтобы понять, есть ли в нем вода, и затем нажимаю на нем на кнопку. Кроме меня, в комнате никого нет. Я знаю, что мне не следует делать этого, но не могу сдержаться: достаю из сумки телефон и захожу на свою страницу в «Фейсбуке».
Те публикации появились снова, и под ними еще больше комментариев: теперь их уже десятки. Целая куча грустных идеограмм и пожеланий упокоиться с миром. Мои пальцы с силой сжимают телефон. Я ничего не понимаю. Этот хакер каким-то образом узнал мой новый пароль? Я захожу в настройки аккаунта и снова меняю пароль. Затем проверяю, не исчезли ли эти публикации, и вижу, что нет. И даты на них – из июля следующего года.
Вода в чайнике уже вскипела, но мне теперь уже не до чая. Я выхожу из комнаты и ищу Сейди.
– Вот, смотри, – говорю я ей, заходя на кухню, где она сортирует пакеты с кетчупом и горчицей. – Они появились снова.
Я едва ли не тыкаю ей дисплеем своего телефона в лицо. Она делает шаг назад, смотрит на телефон, а затем, нахмурившись, переводит взгляд на меня.
– Чокнуться можно, правда? – говорю я.
– Там ничего нет, – тихо говорит она.
Я поворачиваю телефон дисплеем к себе и смотрю на него. Она права. На моей страничке в «Фейсбуке» – лишь моя обычная хроника. Никаких пожеланий упокоиться с миром не видно.
– Я не понимаю! – кричу я. – Они были там минуту назад – когда я находилась в комнате для персонала. Я проверяла.
Сейди смотрит таким взглядом, каким всегда смотрела на меня в тех случаях, когда у меня, как считалось, бывали проблемы с психикой. Взглядом, который говорит: «Я вовсе не хочу тебя обижать, но мне кажется, ты тут что-то путаешь».