Он наклонил голову и смял ее губы своими, грубо прижимая ее к себе, когда своим языком нашел ее, а руками зарылся в ее волосах. Мужчина излил весь свой гнев и сожаление, свою любовь и желание в этот поцелуй, требуя от нее, собственнически желая ее, чертовски ненавидя оставлять ее, остро и отчаянно осознавая, что это последний раз, когда он целовал ее на некоторое время, если не навсегда. И она приняла его — его красивая девушка, вторая половинка его души — поглаживание за поглаживанием, она сжимала и разжимала пальцы на его груди, когда целовала его в ответ. И если бы поцелуи выражали чувства, Зак мог поклясться, что она говорила: «Я люблю тебя» каждую секунду, пока он держал ее в своих объятиях.
Но поцелуй был просто поцелуем. Зак же нуждался в словах.
Меланхолия овладела им, и он переместил руки от ее волос к щекам, которые он нежно, благоговейно прижимал своими ладонями, в то время как языком томно скользил по ее языку, нежно прощаясь единственным ему доступным способом. Наконец, мужчина отстранился от нее, ее губы распухли и были немного посиневшими, но он был рад.
Слезы вновь навернулись на ее глаза.
— Я ненавижу тебя за это.
Я тоже ненавижу себя за это.
— Надеюсь, это изменится, Вайли. Действительно надеюсь.
Бросив последний взгляд на женщину, которую он любил больше всего на свете, он отвернулся сел в машину и уехал.
Глава 20
Формально, она могла оставаться в «Тихой Гавани» еще три дня, только делать это было слишком больно. Остаток дня Вайолет попеременно то плакала, то кипела от злости, не останавливаясь, чтобы присесть или лечь и выплакаться, находясь в постоянном движении. Она убиралась на кухне, выносила мусор, упаковывала свой гигантский чемодан и маленькие сумочки. Девушка позвонила матери и оставила сообщение, что приедет на три дня раньше. И куда бы она ни посмотрела, везде был Зак.
Зак в ее спальне, прислонившись к дверному косяку, приглашал ее выпить по стаканчику скотча. Зак в своей спальне, проводил пальцами по ее телу, пока она читала «Мое место». Зак на крыльце массирующий ее ноги. Зак в студии, целующий каждый сантиметр ее тела на полу звукозаписывающей комнаты.
Он был везде и одновременно нигде, и Вайолет задыхалась от тоски.
Наконец, девушка заперла входную дверь и сунула ключ под коврик. Солнце уже садилось, как и в позапрошлую пятницу, когда она только приехала. Вайолет вспомнила, как смотрела на гавань, думая о Шепе и желая отпустить его. По крайней мере, хотя бы одну вещь она сделала правильно на этих американских горках. Теперь Вайолет снова смотрела на Уинтер-Харбор, на лодки, легко покачивающиеся на холодной темной воде, и знала, что вероятно, больше сюда не вернется.
— Прощай, Шеп, — пробормотала она и облегченно вздохнула. Вайолет облокотилась на перила, гладя на лодки, легко покачивающиеся на холодной темной воде. — Ты был хорошим человеком. Спасибо, что любил меня.
И точно так же, как и в прошлую пятницу, Зак Обри вторгся в ее мысли, почти мгновенно выбрасывая Шепа за борт с корабля ее мыслей.
Когда ты сказала, что любишь меня? Это был первый раз, единственный раз, когда кто-либо мне говорил эти слова, за всю мою жизнь.
Теперь ее глаза были полны слез, когда она думала о маленьком Заке, который был вынужден практиковаться и сочинять музыку без жалости, получая комфорт и ощущение привязанности только от своей близняшки. Вайолет подозревала об этом, но не знала наверняка. Он так мало говорил о своей семье — и в Йеле, и сейчас — что ей было трудно понять его отношения с ними. Внезапно стало совершенно ясно, почему он был так смущен ее чувствами в колледже, почему так отчаянно желал их возвращения сейчас. Ее сердце оплакивало маленького мальчика, которому никогда не говорили, что он любим.
Словно на ветру, мягком и неуверенном, она услышала свой собственный шепчущий голос: «Я люблю тебя, Зак».
Затем, девушка крепко зажмурилась и пальцами вцепилась в перила крыльца. Она глубоко вдохнула морской воздух и стала ждать приступа тошноты, паники или сожаления. Но эти чувства не приходили, и она была странно довольна собой, что чувствовала только покой.
Слова были тихими, мягкими и не очень мощными, но они принадлежали ему. Это было только начало.
Сердце Вайолет екнуло, когда она отвернулась. У нее было два долгих месяца, чтобы научиться делать это лучше.
***
Три дня спустя Вайолет снова собирала вещи, чтобы вернуться в Коннектикут. Она хорошо провела время у матери, хотя Джалин Смит, которая привыкла работать долгие часы, чтобы позаботиться о своей дочери, работала в две смены, пока Вайолет была у нее.
У Вайолет было достаточно времени подумать о Заке и одном запоминающемся разговоре с Софи, пока она прогуливалась по территории жилого комплекса.
— Он бросил тебя? Опять? Боже мой, Вайолет! Если я когда-нибудь доберусь до…
— Все не так, — сказала Вайолет, присаживаясь на скамейку в парке рядом со зданием, в котором жила ее мать.
— Как тогда?
— Он любит меня. Действительно. Я уверена в этом. Он дает мне пространство.
— О, Ви. Ты этого не сказала, верно? Ты оставила его там, в подвешенном состоянии без «Я люблю тебя»
Вайолет сглотнула.
— Я… я не смогла.
— Почему нет? Ты ведь это чувствуешь, правда?
— Конечно, чувствую. Мне страшно. Вот и все. Это становится постоянным, как только ты скажешь это. Ты не сможешь повернуть назад. Ты в этом деле до конца.
— Разве ты не хочешь быть в этом деле, мисс Хэвишем?
— Знаешь, я была в этом с Шепом. Мы были вместе много лет. И я никогда этого не говорила. Я могла бы держать эту частичку себя при себе. Я могу держать это в безопасности. Мне нравилось держать это в безопасности. Я привыкла держать это в безопасности.
— В безопасности, Ви? В одиночку!
— Нет, не в одиночку. Я была с Шепом!
— Нет, милая. Ты была одна. Вы были двумя людьми, которые жили вместе, вместе ходили на ужины, проводили отпуск и вместе занимались сексом. Но ты не была с ним. Вы были двумя одинокими людьми, которые делили воздух и хорошую, довоенную квартиру.
Вайолет сглотнула. Софи, возможно была права.
— Я уверена, что это ощущалось безопасным, — продолжила ее подруга. — Никто не может причинить тебе боль, если ты одна. Но ты говорила, как по-другому ты чувствуешь себя сейчас, какой живой и взволнованной о твоем новом контракте и о том, что ты отпускаешь свою старую жизнь и начинаешь что-то новое. И все это благодаря Заку. Это он повлиял на тебя, чтобы ты снова начала писать стихи, вселил в тебя смелость, чтобы вспомнить, кем ты была, кем ты хочешь быть. Разве это не ощущается здорово? Не быть одной?
— Да.
— Значит, он вернется через несколько недель, да? На твоем месте я была бы готова. Я не знаю, как долго ты сможешь заставлять его ждать. Он любит тебя прямо сейчас и он страдает.
Вайолет вздрогнула от слов Софи, потому что они резонировали.
Она сменила тему, спросив о новой книге Софи и пообещав позвонить, как только та вернется в Гринвич. Софи сказала, что они отпразднуют новый контракт, а Вайолет, что угостит подругу ужином за то, что она была ее бесплатным психологом. А потом она повесила трубку.
Опавшие листья кружились вокруг ее ног, когда девушка возвращалась к дому матери, и ее телефон снова завибрировал в кармане. Наверное, просто Софи прислала ей обнадеживающее сообщение. Вайолет достала из заднего кармана телефон и провела пальцем по экрану.
Вайли, у меня новый телефон. Я знаю, предполагалось, что я предоставлю тебе пространство, но я не могу. Если ты действительно меня ненавидишь и между нами все кончено, не отвечай.Решать тебе.
Зи.
P.S. Ответь мне, я скучаю по тебе как сумасшедший.
— Зак, — прошептала девушка, улыбаясь телефону и замедляя шаг, чтобы перечитать его снова и снова. Каждый раз, когда она перечитывала: «Я скучаю по тебе как сумасшедший», ее сердце подпрыгивало и ей хотелось плакать от облегчения. Просто увидеть написанные им эти слова было достаточно, чтобы заставить ее сердце петь, ее тело — дрожать, это напоминало ей об их времени в Йеле, в Тихой Гавани.