Снаружи возобновился звук скребущих труб, который, как и прежде, эхом разносился по улице, но на этот раз звучал гораздо дальше. Гарри вздрогнул, почувствовав, как страх, зародившийся в глубине живота, подкрадывается к затылку. Словно ледяные пальцы, он медленно двинулся вверх по позвоночнику, затем перекинулся на плечи и опустился на руки.
Вернулись воспоминания о человеке у окна.
Без ветра и дождя стало смертельно тихо, и это было еще хуже. Он снял очки, взял бейсбольную биту и закрыл глаза, молясь, чтобы шум прекратился.
К его удивлению, он прекратился.
Но его облегчение было недолгим, потому что из наступившей тишины донесся другой звук, гораздо более тревожный.
Гарри поднял глаза к потолку, прислушался и снова услышал звук.
Кто-то был на крыше.
8
Зарождающийся лунный свет проникал сквозь окна и падал на основание лестницы, давая возможность разглядеть ее. С бейсбольной битой в руках, диктофоном в кармане, цифровой камерой на шее и беспроводным телефоном, засунутым в пояс спортивных штанов, Гарри подкрался к вершине лестницы и посмотрел на площадку второго этажа.
Тени... тьма... тишина...
Гарри потянулся к выключателю на стене, но не успел включить свет, вспомнив, что безопаснее оставаться в темноте, по крайней мере пока.
На крыше снова послышалось движение.
Его желудок сжался. Задыхаясь от тошноты, он двинулся вперед, медленно поднимаясь по лестнице. Неверная боль пронзила его правую ногу, прошла через колено, по бедру и отдалась в паху. С тихим стоном он привалился к стене, одной рукой таща за собой дубинку, а другой хватаясь за перила. Он был на полпути вверх по лестнице, а голова уже кружилась, он запыхался и обильно потел. Головокружение быстро прошло, но сердце продолжало колотиться. Страх нарастал, и неспособность контролировать его грозила уничтожить остатки терпения.
Держать себя в руках...
В ответ в мозгу Гарри, как на киноплёнке, пронеслось множество образов, и появилась та же тёмная фигура, которую он видел раньше, лежащая на руках и ногах в той же тревожной позе краба. Только на этот раз она была гораздо ближе, двигалась по крыше над ним, маниакально ища пути в дом.
И Келли... ее образ тоже был там... наблюдала за ним из угла темной комнаты, которую он не узнавал. Босиком, в тонком, но полном слипе, она стояла в углу, затянутом тенями и паутиной невидимых пауков. Ее макияж был размазан, подводка стекала по щекам, словно она плакала, волосы были растрепаны, на лице было выражение скорби и отчаяния, как будто его навсегда высекли на ее лице, плоть напоминала свежевыточенный камень, мрачное видение из кошмаров какого-то безумного скульптора.
Из глубины его сознания донесся шепот: "Туннель любви".
Когда всё это угасло, в горле Гарри запершило, и он разразился приступом кашля. Он сумел заглушить его, закрыв рот предплечьем, и поспешил на лестничную площадку.
Коридор ждал... тишина... пустота... темнота... двери спален закрыты.
Внезапные шаги, раздавшиеся прямо над головой, заставили его замереть на месте. Он поднял глаза к потолку и проследил за звуком: кто бы это ни был, он спешил по крыше к передней части дома. Если он правильно следил за шагами, то человек, или что бы это ни было, переместился на часть крыши над их с Келли спальней. Гарри поднял биту к плечу и откинул ее назад. Она показалась ему неудобной и тяжелой, а хватка дрожала, словно он пытался удержать на весу кусок гранита. Осторожно он двинулся к двери, затем протянул руку, повернул ручку и толкнул.
Дверь распахнулась, открывая темную спальню.
Ничто не казалось неуместным или потревоженным. Нос Гарри снова наполнился и забился, поэтому он тихо дышал через рот и стоял в центре комнаты, прислушиваясь. Когда гадость стекала в горло, он заметил в окно, что дом Розы по-прежнему пуст и тих, но рядом зажегся уличный фонарь, создав единственное пятно света в темном тупике. Он опустил биту и достал из кармана диктофон.