И только Рихард Лемман не нарушал своего привычного уже распорядка. Встал раньше лейтенанта и позже Греты. Убедившись, что кофе варить некому, сварил сам. С наслаждением, не дожидаясь, пока напиток остынет, и обжигая язык, стал пить. Проводил взглядом хмурого и помятого Уилсона, прошедшего со своим извечным «Желаю вам доброго дня, герр Лемман» мимо кухни.
— Господин лейтенант! — окликнул его Рихард.
Уилсон снова показался в дверях и коротко кивнул немцу.
— Сегодня суббота, — с улыбкой сказал Лемман.
— А мне нужно завершить дела, — в ответ улыбнулся Ноэль.
— Служба?
— В том числе.
— И поздно придете? На шахматы вас не ждать?
— Давайте завтра… Я буду к ночи.
— Воля ваша.
Ноэль пошел прочь, и теперь уже немец наблюдал, как он пересек двор и сел в машину. Когда автомобиль отъехал, Рихард тяжело вздохнул и задумчивым взглядом стал изучать узор на ободке чашки, прекрасно сознавая, что предложение сыграть в шахматы было неуместным. Происходило что-то, чего он не понимал, но и понимал одновременно. Что-то, отчего лейтенант сошел с ума, а Грета решила уморить себя голодом.
Рихард допил свой кофе, вымыл чашку, оделся и отправился за газетой. Даже союзническую — и ту еще надо было достать. Но вернулся ни с чем. Газеты не было. Раньше надо вставать.
После обеда в виде капустной похлебки, думал вздремнуть пару часов. Но стало не до сна. В дверь постучали, пришлось открывать.
— Маргарита Леммен здесь проживает? — спросил молоденький солдат на крыльце дома. Он говорил с сильным французским акцентом и совсем не походил бы на солдата, если бы не форма.
— Лемман, — поправил его Рихард.
Мальчишка быстро достал из сумки конверт, сверился и сказал:
— Простите, Лемман. Мне необходимо передать ей предписание явиться двадцать третьего апреля к зданию мэрии.
— Зачем?
— По городу действует распоряжение о задействовании гражданских лиц, не прошедших денацификацию, для перезахоронения жертв нацизма. Все в предписании.
Он сунул в ладонь Рихарда конверт и попросил расписаться в получении, будто не заметил того, что у немца только одна рука. После ухода солдата тот раскрыл конверт и прочел бумагу, адресованную Грете. Официальное уведомление о перемещении в Лёррах для перезахоронения погибших там евреев. Оно было подписано только накануне капитаном Анри Юбером. Слухи о том, что будут эти перезахоронения, ходили давно. Кто повинны, тем и хоронить. Но Грета! Грета, которая в жизни никого не обидела!
Рихард скрежетнул зубами и бросил окаянную бумажку на стол. Будь у него две руки! Это дело мужчин, а не женщин! Будь у него только две руки!
Предписание лежало на столе до самого вечера, когда Грета, не чувствуя ног, почти упала на стул в кухне. Было тихо, будто в доме она одна, и только свет из комнаты свекра подсказывал, что тот сейчас непременно выйдет ее встречать, как он это делал всегда. Притянув к себе ближе бумагу, прочитала, что ей надлежит сделать, зло улыбнулась подписи и опустила голову на сложенные на столе руки. Она такая же, как все. Повинная.
На плечо ей легла тяжелая ладонь и чуть-чуть сжала его.
— Я весь день об этом думал, — сказал Рихард.
— Зачем? — Грета встрепенулась. — Побудете немного без меня. Это недолго.
— Угу… Недолго… Недолго умом тронуться. Я не пущу тебя туда. Я знаю, что это такое. Я видел в войну братские могилы. Сам хоронил.
Грета прижалась щекой к его ладони и попыталась улыбнуться.
— Я справлюсь.
— Поговори с ним.
Она бросила быстрый взгляд на Рихарда и отвернулась.
— Нет.
Он обошел вокруг стола и сел напротив, всем своим видом показывая, что отступать не собирается.
— Поговоришь, иначе это сделаю я. Он поможет тебе. Он бы давно тебе помог, если бы ты позволила.
— И вы не станете этого делать!
— Ты запрещаешь мне?
— Называйте, как хотите, — кажется, она впервые сердилась на Рихарда. Но и он сердился не меньше. Окинул ее взглядом из прищуренных глаз и выпалил:
— Ну и дура! Ты его сколько еще изводить будешь?
Грета вспыхнула. Если бы он знал, что этот француз убил его сына! И тут же подумала, что придется испытать Рихарду, если он узнает о том, кто на самом деле человек, с которым он столько времени живет под одной крышей.
— Они нас изводят дольше, — равнодушно ответила она.
— Война закончилась, Грета! И что бы там ни было, оно осталось в войне! А в этой жизни тебе попался он.
— Ничего не закончилось! — она бросила ему бумагу из комендатуры. — Где он мне попался? Среди этого?
Рихард взял уведомление и убрал его в сторону. А потом посмотрел ей в глаза и сказал: