Когда все было готово, вышла в прихожую, чтобы позвать Рихарда и Фрица к обеду. И там же и замерла, расслышав через приоткрытую дверь голос мужа.
— Не знаю, отец… Я видел слишком много женщин… Которых… Над которыми поиздевались солдаты. И подумал, что сталось… Когда ехал сюда, больших надежд вас найти не питал, мне Берта сказала, что вы хотели перебраться в Констанц. И мало ли, что в дороге. Кругом военные. А теперь думаю, как понять ее. И других объяснений не нахожу.
— Нет, — раздался в ответ угрюмый голос Рихарда. — От этого я ее уберег.
— А этот ваш француз? Который жил у вас?
— Нет.
— Нет?
— Он бы не стал.
— Все солдаты одинаковые, тебе ли не знать?
— И ты?
— И я.
— А как же эта… твоя?
— Она не всегда была. Нет, нам точно надо поскорее выбираться. Домой вернемся, жизнь пойдет по-прежнему! Если бы ей дали разрешение на выезд! Нас только Грета и держит в этом окаянном городишке!
— Но ты ведь без нее не уедешь?
— Я столько к ней шел, что никуда без нее теперь не уеду.
Дальше слушать Грета не стала. Вернулась в кухню и позвала мужа в открытое окно. Страх, закравшийся в душу, мешал ей спокойно думать. Страх, что однажды Фрицу надоест ждать. Да и одиноких женщин нынче много. И чтобы он не оставил ее, она должна найти выход. И как можно скорее.
Остаток дня прошел спокойно и ничем не отличался от других дней. Был так же наполнен делами и вместе с тем оставался пустым. Будто не было. И не вспомнишь. Вечером Фриц задержался во дворе — он окончательно решил избавиться от каштана под окнами. Рихард только пожимал плечами и не спорил. Грета была уже в постели, когда муж, наконец, поднялся в комнату.
Он не обошел кровать с другой стороны и не лег, как делал это обычно. А сел с краю, возле жены. Протянул руку и провел ею по ее лицу. Глаза его будто светились изнутри — но это от света ночника. Кожа на пальцах шероховатая от застаревших мозолей. Но руки совсем прежние — большие, красивые мужские руки. Когда-то в этих самых руках она чувствовала счастье быть женщиной. Но как же давно это было!
— Я скучал по тебе, — тихо сказал Фриц.
— Я тоже, — так же тихо отозвалась Грета.
От его руки она не отстранилась и вяло думала о том, что надо лишь потерпеть. Они муж и жена, по-другому не будет. И ей не так страшно, когда он спит рядом. Только дождаться, что Фриц заснет. Просто дождаться. Она посмотрела ему в лицо. Пусть так, пусть и он думает, что она ждет. Ждет его.
Он тихо выдохнул и наклонился к ней, крепко прижавшись губами к ее шее. Потом откинул одеяло, стащил с себя белье, бросив его к изножью, чуть подвинул ее к середине кровати и лег рядом. Через ночную рубашку торопливыми, рваными движениями стал гладить ее грудь, живот, бедра, пока не нашел самый край, и, приподняв ткань, скользнул своими шероховатыми пальцами по голой коже, а потом сам перекатился на нее. Нашел ее рот. И снова стал целовать — уже по-настоящему, раздвигая языком ее губы, скользя им по зубам, по ее языку, все глубже. А потом коленом заставил ее развести ноги в стороны.
— Обними меня, — выдохнул Фриц.
Грета послушно закинула руку на его шею, другой дернула повыше рубашку. Двинула бедрами, подстраиваясь под него. Муж в ответ приподнялся, и она заметила шрам. Небольшой рубец почти идеальной круглой формы, испортивший гладкую кожу под ключицей. Она не могла оторвать глаз от давно зажившей раны, которая могла оборвать его жизнь. Раны от пули снайпера. Снайпера, о котором знал Ноэль. Ноэль… Она стиснула зубы, чтобы не выкрикнуть его имя вслух, когда остро почувствовала нетерпение, исходившее от Фрица. Грета слабо вздрогнула, чуть согнула ноги в коленях, разведя их шире, чтобы меньше касаться его горячей кожи. И закрыла глаза. Надо лишь потерпеть.
— Господи, сухая совсем, — поморщился он.
Вошел в нее не сразу. Не получалось. Но и закончилось быстро — его хриплым сбивчивым дыханием, короткой конвульсией и совсем забытым выражением лица, похожим на оскал. Потом он скатился с нее на другую сторону кровати. Только рука его продолжала сжимать ее грудь.
— Ничего… Ты привыкнешь ко мне снова… — прошептал Фриц, когда дыхание немного восстановилось.
— Да, Фриц, — ответила Грета и, одернув сорочку, накрылась одеялом. — Я привыкну.
*****
«Здравствуй, отец!
Мы теперь у Тобрука.
Я долго не писал. Сначала не было возможности, потом не мог собраться с духом.
Я не вернусь, папа. Вернее, не вернусь к вам, к Грете. Я хочу другой жизни с другой женщиной, которую полюбил, и без которой мне бы не выжить здесь. Так вышло, что она со мной. И так вышло, что я считаю ее своей женой.