Не найдя слов, я повесил трубку. Я был похож на дурака, извините. Например, я столько времени перед ней распинался, а она не произнесла ни звука вообще, но при этом, позволив мне биться, как рыба об лёд. И затем всё было закончено. Теперь самое ужасное: я всё ещё ею жил. Её лицо продолжало всплывать перед моими глазами. Внезапно мир стал пустым, холодным и одиноким, как обратная сторона луны. И я думал: «Эй, что здесь происходит? Почему я её люблю, а она меня – нет? Мир потерял равновесие, опустился в хаос и беспорядок. Я понял тогда, почему песни о любви так полны грусти: «Собери кусочки моего сердца…»
Тремя днями позже, я всё ещё был разбит, я не мог ни есть, ни пить, целых пятьдесят лет ожидая этой особой агонии. Пока в то утро не зазвонил телефон. Я подбежал к нему и, сходя с ума, я подумал, что это могла бы быть Нетти Халвершам со своими извинениями, с готовностью стиснуть меня в своих объятиях: «Это была случайная ошибка… Извини, Бен… Я обозналась…» и т.д.
Это был отец, что было необычно. Он никогда не звонил из своего кабинета в Дельте.
- Бен, ты в порядке? - спросил он.
«Бог Мой», - подумал я, он знает о Нетти Халвершам.
- В порядке, - сказал я примерно так, как это говорят, даже если земля проваливается под ногами.
И затем он рассказал мне о захвате автобуса, и о детях.
Какой ещё автобус? Какие дети?
И причём здесь я?
Это был желтый школьный автобус, в нём шестнадцать или восемнадцать детей (он не мог точно назвать их количество). Он подбирал каждого из них у своего дома в Халловеле и вёз их в летний лагерь имени Криса Крангеля, расположенный за пределами города. Автобус был похищен неизвестными людьми, по крайней мере, троими или даже более. Автобус был остановлен захватчиками на шоссе номер 131 и приведён на старый заброшенный железнодорожный мост в лесистом районе на линии Халловел-Криншоу. В захвате автобуса участвовал фургон, также теперь стоящий на мосту и также принадлежащий захватчикам.
Дети – возрастом пяти и шести лет, дошкольники, кто-то из них ходит в детский сад.
Первая информация от налетчиков поступила, когда десятилетний халловелский мальчик доставил письмо в городское отделение полиции. Человек, пославший мальчика, дал ему один доллар. Мальчик описал этого человека, как возрастом около сорока, смуглого, на нём всё было тёмным: волосы, усы, одежда и очки. Письмо было адресовано Бригадному Генералу Руфусу Л. Брайджу, Иннер Дельта, Форт Дельта, Штат Массачусетс. На конверте имелась напечатанная фраза: «Доставить это сообщение в течение часа – вопрос жизни или смерти».
Это – в сущности то, что отец сказал мне по телефону, хотя всеми подробностями он ещё не владел. Потому что был вовлечен Форт Дельта и дети, и в его интересах было побеспокоиться обо мне. Я сказал ему, что я в полном порядке, и я хотел напомнить ему, что мне, в конце концов, не пять лет отроду. Однако я понял, что он имел в виду. Я сказал ему, что я собирался с Джеки Бренером сходить на игру, проводимую на стадионе имени Генерала Брэдли. Он велел мне оставаться дома, и, к тому же, он кого-то послал для наблюдения за домом, что значило: для охраны меня.
- А что мама? - спросил я, будучи подготовленный его внезапно сугубо деловому тону его голоса. Она уехала тем утром, чтобы провести день в Бостоне, чтобы утром сделать круг по магазинам комплекса на улице Ньюбори и затем сходить на дневной сеанс в кино.
- В Бостон я послал человека, чтобы он её забрал, - сказал отец. - Смотри, Бен, все эти предосторожности могут показаться излишними, можно подумать, что я горячусь, но я не хочу допустить возможного, потому что…
Это потому что повисло в воздухе, наполнившем тишину, на которую я в тот момент постарался не дышать, потому что я знал что, должно последовать за этим потому что. Потому что здесь был вовлечен Форт Дельта, и что, вероятно, это подразумевало секретную работу моего отца.
- Но чего хотят захватившие автобус, Па?
- Бен, это ещё не известно. Единственное письмо от них велит нам быть готовыми к дальнейшим инструкциям. Это – всё, что я могу тебе сказать, потому что это – всё, что я знаю.
Я осознал, что ещё ни разу в моей жизни отец не рассказывал мне так много о чём-либо вообще. О, конечно, у нас с ним бывали беседы и даже споры, например, о бесконечных победах «Ред-Сокс» в мае и внезапном его поражении в сентябре (грустная правда), и ещё о моих отметках в школе, и о прочих глупостях, но во всём этом ни разу не было ничего, что бы как-то коснулось его работы, его жизни и её восприятия, словно в ней не было ничего, кроме бейсбола, моих оценок, и его секретных обязанностей.
- Так что запрись дома, Бен, никуда не выходи и ни с кем не общайся. Я знаю, что это нелегко, но мы не должны дать шансов преступникам, пока они бродят на свободе.
- Ладно, - сказал я.
И тогда я вспомнил о том, что меня так беспокоило, пока мы говорили:
- Эй, Па, ты говоришь, что письмо было адресовано Генералу Руфусу Бригсу. Я никогда о нем не слышал. Кто этот Генерал Бригс?
Я услышал, как на другом конце линии зашумел глубокий вздох, и затем воцарилась тишина. И я подумал: «Бог Мой, Генерал Бригс – это мой отец, его подложное имя, прозвище, кличка, в конце концов».
- Я больше не могу говорить с тобой, Бен. Будь начеку, не теряй бдительности. Скоро кое-кто придёт, и не волнуйся ни о чём.
Трубка легла на аппарат, и у меня на лбу проступил пот.
Автобус и дети, захватчики и заложники, мой отец, пользующийся другим именем все эти годы в Дельте и… что такое Иннер Дельта?
Я осознал, что, по крайней мере, уже три минуты я не думал о Нетти Халвершам. Это был своеобразный рекорд того мрачного дня.
Забавно. Я не могу вспомнить её лицо.
Как давно это было?
Но время иногда так сверхъестественно, и тогда оно играет с нами во всякие забавные игры. Как и эта комната. Кажется, что здесь я был не с сентября прошлой осени, а всегда.
Или нет?
Тому, кому я продолжаю адресовать свои вопросы, как будто я ожидаю фантома, крадущегося у меня за спиной, и ответ, который я не жду.
Говоря о времени: уже 11:15, и они опаздывают.
Я имею в виду, мои родители.
Они сказали, что прибудут в одиннадцать. Замок находится в трёх часах езды от Дельты. Может быть, они решили передохнуть по дороге или просто поздно выехали, или даже у моего отца изменились планы, и он, в конце концов, не приедет.
Возможно, я надеюсь именно на то, что он не приедет.
Потому что иначе я буду сидеть напротив него и смотреть ему в глаза. И я знаю, что мне от этого будет тошно.
Не сейчас, не сегодня.
С того места, где я сижу и печатаю, просматривается пространство через площадь между «Домом Охотника» и «Старым Плющом», через которое проходят посетители прежде, чем попасть в общежитие или в зал имени Дэниела Вебстера, где они могут провести время с учащимися в одной из комнат.
Я продолжаю смотреть, не идут ли мои мать и отец. Игра в снежки закончена, и площадь пуста. Иногда поднимается ветер, который срывает с карнизов хлопья снега, так похожие на мягкие белые тряпки, беспомощно падающие на землю.