Но всё, что Миро мог увидеть в этот момент, теперь было лишь дрожью робкого подростка.
- Скажи нам, - начал Арткин. - Являешься ли ты сыном одного тех генералов?
- Да, - ответил подросток. - Мое имя – Бен Марченд. Мой отец – генерал Марк Марченд. - В его голосе появилась детская нотка. Голос был тонким и дрожащим, будто внутри него говорил маленький ребенок.
- Скажи нам, что ты знаешь об этой ситуации в целом, и почему твой отец выбрал именно тебя, чтобы ты принёс нам этот камень, - голос Арткина был резким, требовательным и настойчивым, чтобы извлечь всю правду из этого напуганного подростка.
- Отец вызвал меня к себе в кабинет. Мы живем на Форт Дельта. Он сказал, что людям на мосту необходимо доставить пакет. Он сказал, что это может сделать лишь тот, кому могут доверять обе стороны.
- Допускал ли он, что когда ты попадёшь к нам в руки, то твоя жизнь будет подвергнута опасности?
- Да, - ответил подросток, уже взяв себя в руки, и его внезапно возмужавший голос будто бы придал ему храбрости. - Он сказал, что это будет опасно, но риск того стоит. Он сказал, что искренне верит в успех переговоров.
- И так, твой отец дал тебе пакет и послал тебя к нам, ничего при этом больше тебе не сказав.
Подросток закачал головой:
- Ничего.
Арткин посмотрел на Миро, но тому нечего было сказать и нечего спросить.
- Скажи мне, что ты обо всём этом знаешь – о происходящем?
- Я знаю, что вы держите в автобусе детей в качестве заложников. Это было по радио и телевидению. Это – то, откуда я об этом знаю. Мой отец целый день был занят, на Дельте и здесь. Он лишь однажды пришел домой, чтобы убедиться в том, что я в порядке, и чтобы сказать мне, чтобы я не волновался. Поначалу они сильно волновались, потому что дети некоторых офицеров из Дельты похищены и находятся в этом автобусе. Он велел мне оставаться дома. Затем к нам прибыла охрана, чтобы наблюдать за домом.
- И ты оставался дома, пока посреди ночи тебя не вызвал отец?
Подросток кивнул, его подбородок слегка задрожал.
- Что он тебе сказал ещё?
Он закачал головой:
- Ничего, - его глаза загорелись.
Миро знал, что за этим последуют слёзы. Он чувствовал презрение к этому подростку. Он чувствовал презрение ко всем этим американским мальчишкам и девчонкам, ведущим эгоистичную, легкомысленную жизнь и думающим, что они настолько сильны и храбры, пока жизнь не сталкивает их с по-настоящему горькой правдой. И всё же Кет не плакала.
- Твой отец сказал, что будет заключаться сделка, или будет нападение?
Подросток снова закачал головой.
В висках Арткина явно замолотил пульс. И Миро гадал: «Нашёл ли он что-либо такое, что не увидел я?»
- Тебе придётся очень плохо, если мы узнаем, что ты нас обманываешь, - с тихой угрозой сказал Арткин. - У нас есть способ выявить ложь. Видишь эту руку? - Арткин поднял искалеченную левую руку, в тусклом свете фургона два обрубленных пальца выглядели зловеще. - Рука повреждена, но с чьим-либо телом она может сделать такое. Особенно с таким нежным, как твоё.
Подросток вздрогнул при слове нежным. И слезы подступили уже очень близко, собравшись в уголках его глаз, но они ещё не потекли.
- Я… я не знаю… ничего… - сказал он.
- Я знаю, что генералы на Форт Дельта думают, что они такие умные. Они послали тебя сюда с какой-то целью. Они думают, что такой юнец, как ты сумеет послужить этой цели. Теперь я даже знаю, что ты – сын генерала, и, конечно же, мы это уточним.
Арткин взглядом обратился к Миро, указав ему, чтобы он ушёл к задней двери фургона.
- Тебе несколько секунд на то, чтобы ты взвесил ситуацию, - сказал Арткин, обращаясь к подростку, его голос всё ещё был до смерти спокойным. - Подумай очень серьезно. И мы поговорим снова.
Арткин и Миро вышли из фургона наружу в утреннюю сырость. Хотя дождя не было, на стеблях травы, растущих прямо на шпалах, собрались увесистые капли воды. Утренняя роса. Арткин посмотрел на часы.
- Семь тридцать, - сказал он. - У нас ещё есть полтора часа.
- Даже притом, что они взяли Седата? - спросил Миро.
- Да, - сказал Арткин. - Условия, поставленные нами им, состоят в том, чтобы дождаться девяти часов и затем принять нужные меры. И не имеет значения, схвачен ли Седат или нет. Будем ждать сигнал. Возможно, его пошлет кто-либо ещё.
- А что этот мальчик? - спросил Миро.
- Он, может быть, и невинен. Скорее всего, он здесь потому, что он – пуганый сынок одного их тех генералов, и потому что они хотят заключить сделку. Кто знает этих американцев? И ещё, возможно, дети для них важнее, чем это их секретное агентство.
Миро не сказал ничего. Он почувствовал, что наступило время ожидания. Он посмотрел на автобус. Липкая лента на лобовом стекле была похожа на разорванный бинт. Его всё ещё удивляло то, что эта девушка попыталась увести автобус с моста. Кто мог подумать, что она окажется настолько смелой и храброй? Он нахмурился при этой мысли. С её стороны затевать такое на самом деле было глупо. В автобусе теперь был Стролл – с детьми и с этой девушкой. Мысль об этом его изрядно утомила: автобус был под его личной ответственностью, а сейчас в автобусе Стролл.
Арткин вздохнул, ядовито шипя воздухом, выходящим через уголки рта. Крик птицы расщепил воздух, ему ответил другой. Или это были чьи-то сигналы? Миро посмотрел на Арткина.
- Когда мы вернёмся в фургон, я с ним поработаю пальцами. Потребуется многое, чтобы он сказал нам, тот ли он, за кого себя выдаёт. Если он не скажет чего-нибудь нового, то подождём девяти.
Миро хотел спросить: «А что тогда?» Но не осмелился. За эти два дня он задал Арткину уже слишком много вопросов – больше, чем за всё время, которое он его знал.
Они присели на бампер фургона, позволив нежному утреннему воздуху приласкать их лица. Крики птиц усилились, наполнив собой воздух. Ветерок стал сильнее, зашевелив кустарник и кроны деревьев. Можно ли помочь ветру человеческими руками? Миро желал быть как можно дальше от этого места.
- Теперь, пальцы, - сказал Арткин.
Подросток взвыл через тридцать две секунды. Но тридцать две секунды пальцев это уже было время, Миро это знал. И его даже удивило, что этот подросток терпел столь долго. Он не выглядел особенно храбрым, он казался напуганным до обморока даже ещё до того, как пальцы Арткина его коснулись. Но он держался все эти секунды. Миро отсчитал их у себя в сознании, стараясь не слышать вопли этого подростка. Он вспомнил, как они проверяли укол пальцев друг на друге в классе на занятиях. «Это лишь проба», - сказал им тогда преподаватель. Но маленькой пробы было достаточно – пять секунд или шесть, как наступала мучительная боль, от которой могло спереть дыхание, в кишках наступала слабость, и их содержимое оказывалось в штанах, когда судорога могла схватить даже самые, казалось, недоступные для боли органы.
Тридцать две секунды, и затем подростка вырвало. Две струи рвоты вырвались из уголков его рта, и он начал говорить. Поначалу еле слышно, с сильной одышкой, потому что от боли он лишился дыхания после того, как пальцы прекратили давить ему на шею. Он прекращал говорить, чтобы хоть как-то отдышаться и придти в себя. И затем он сказал то, что Арткин так хотел знать: «Запланировано нападение… специальными подразделениями… в девять тридцать…»
Подросток говорил быстро, порывисто, спотыкаясь на каждом слове. После экзекуции с пальцами все стремятся говорить. Им не терпится показать, как они сотрудничают, говорят всё, что от них хотят узнать, чтобы пальцы снова не вернулись в те же точки на их теле, или что-нибудь лопочут, если им уже нечего сказать. Так же, как и этому подростку. Он продолжал повторять всё те же слова: «Телефонный звонок… девять тридцать… специальные подразделения… телефон, зазвонивший в кабинете… специальные подразделения…», и затем его голос начинал что-то урчать в тишине, мелкие звуки продолжили исходить из него, будто он искал ещё какие-то слова, чтобы продолжать говорить, хоть что-нибудь удерживающее пальцы Арткина.