- Можно не повторяться, - сказал Арткин. В его голосе была дерзость, которую так приветствовал Миро. Арткин никогда и никому не кланялся. - Бумажник может быть и не его, как и часы. Имущество человека это ещё не сам человек. - Арткин сделал паузу. - А что сам Седат? Можно ли поговорить с ним?
- Это невозможно, - ответил голос робота. - Он госпитализирован. В Бостоне. Без сознания. Пуля застряла у него в позвоночнике.
Арткин никак не среагировал:
- Мне нужны большие доказательства, чем бумажник или часы.
- Говорите – какие. Повторяю: говорите – какие.
Арткин задумался. Миро старался не дышать.
- Вы сказали ранее, что схватили Седата в Бостоне. У него дома.
- Правильно. Положительно, - голос был плоским и ровным.
- Принесите что-нибудь из его дома.
- Дом был опечатан после обыска, - длинная пауза. - Что бы Вы желали увидеть из этого дома?
- Седат прятал кое-что у себя дома – нечто особенное. Если Вы найдёте то, о чём я говорю, эту особенную вещь и покажете это мне, доставив сюда на мост, то я поверю Вам и смогу начать заключать с Вами сделку.
От разочарования Миро сжал губы. Он ненавидел слово «сделка».
- Что является этим объектом?
- В помещении кухни, над раковиной, Вы это найдете. В большой чайной чашке. Загляните в неё, и Вы найдете круглый, серый камень. Подарок с нашей родины. Принесите его сюда, и тогда мы приступим к сделке.
Снова динамик разорвался от электрических разрядов, будто ему не терпелось закончить беседу.
- Понадобится где-то час, чтобы съездить в Бостон и ещё час, чтобы вернуться. Но ждите, - голос прервался и затем вернулся. - Мы свяжемся по радио с Бостоном, и кто-либо найдёт камень и доставит его Вам. Это займёт час или, максимум, девяносто минут.
- Я буду ждать, - сказал Арткин. Он обратился к Миро, на его лице была улыбка триумфа, глаза засветились, и весь он словно помолодел.
Другой голос заполнил воздух, контрастируя с первым: мягкий, взволнованный, человеческий.
- В порядке ли дети? Девушка?
- Да. Они спят. Они хотят домой. Но всё зависит от вас.
- Мы не хотим, чтобы что-нибудь с ними случилось, - сказал человеческий голос. Миро стало любопытно: мог ли это быть отец девушки? Скорее всего – нет.
- Пока им ничего не угрожает, - сказал Арткин. - Но если что-нибудь случится, то это будет дело ваших рук, а не наших.
Арткин повернул переключатель, и радиостанция взвизгнула и затем умолкла.
- Хорошо ли это для нас? - спросил Миро, почувствовав, что Арткин был доволен.
- Столь же хорошо, как можно ожидать. Всё, что происходит вопреки, мы должны использовать, что бы то ни было, у нас есть наша команда. Самое главное теперь – это время. Мы должны дождаться девяти часов утра, чтобы увидеть, получаем ли мы сигнал от Седата или кого-либо еще. Также дождёмся камня.
- Этот камень так важен?
Арткин улыбнулся, он оглянулся на Стролла, как будто у него и Стролла была какая-то общая тайна:
- Да, камень важен. Он обеспечивает нас временем, пока его сюда доставят. В наших акциях камень использовался и прежде. Этот камень с нашей родины – у него своя цель. Видишь, Миро, я использовал слово, доставят. Камень должен быть доставлен нам, человеком, который должен принести камень. И тот, кто его принесёт, неважно – кто, принесёт нам информацию.
Миро был доволен тем, что был доволен Арткин, хотя ему было трудно следовать его планам и действиям. Всё, что он знал, так это то, что что-то произойдёт, когда наступит девять часов утра – крайний срок. Они начнут решительно действовать, вместо того чтобы ждать или говорить.
- Мы будем продвигаться шаг за шагом. Сначала, камень. Затем увидим.
Поддержанный энтузиазмом Арткина, Миро вернулся в автобус. Но в воздухе висел запах утра, освеживший темноту и сердце Миро.
Моментом позже произошло непредвиденное.
Антибэ посторонился, чтобы впустить Миро в автобус. «Всё тихо», - сказал он, грузно став рядом с Миро.
Миро кивнул. Он был рад, что вернулся в автобус. Ему показалось, что это его автобус. Никогда прежде он не ощущал ответственности за что-нибудь, даже за себя.
Не говоря ни слова, Антибэ вышел наружу, и Миро защёлкнул замок. За дверью Миро увидел вспышку света: фонарь Антибэ. Так или иначе, фонарь Антибэ был движущейся точкой, обводя его силуэт в утренней дымке. Миро был удивлен: Антибэ шёл медленно и осторожно, возможно, выходя наружу, он случайно коснулся выключателя.
Пойманный во внезапном свете и в пространстве между фургоном и автобусом, Антибэ стал похож на марионетку, пригвождённую к черной стене. Его глаза и рот, казалось, вылезли за пределы маски и повисли в воздухе.
Внезапно, он поднял в воздух ногу и дернулся назад, будто кто-то дёрнул за невидимую нить. На долю секунды он застыл, будто подозревая надёжность рельсов, и затем его тело судорожно затряслось, руки и ноги задёргались, будто не поддавались контролю. Фонарь выпал из его руки, но продолжал на него светить с того места, куда он упал. Кровь хлынула вулканом, скрыв под собой его рот. Она выплеснулась на его грудь пятном алой рвоты. Глаза в маске стали дико вырываться из своих орбит. Затем он отшатнулся назад и провалился во мрак ночи.
И в этот момент Миро услышал эхо винтовочного выстрела.
Звук выстрела не был слишком громким, чтобы разбудить девушку или детей, но внезапно все очнулись ото сна, как будто кровь Антибэ окропила их лица, словно родниковая вода. И тут же в лесу зашевелились деревья, будто на них проснулись тысячи птиц, и возле здания через ущелье заёрзали двойные точки автомобильных фар. И сам мост вдруг ожил. Под ним, отражаясь в ручье, забегали огоньки фонариков. Завыли сирены, и Миро, выглянув в разрез, увидел военный джип, отъехавший от здания. Само здание вдруг стало похожим на гигантский муравейник. В окнах по очереди зажигался свет, множество человеческих фигурок высыпали наружу, на полицейских машинах замигали синие огоньки. Миро видел, как Арткин открыл дверь фургона, и одной ногой уже стоял на рельсах. Он уставился на тело Антибэ, будто изучая его для дальнейшего использования, будто запоминая каждую его точку и линию.
Дети кричали, но Миро не реагировал. Он чувствовал, что рядом находится она, но не поворачивался к ней лицом. Он услышал её учащённое дыхание, когда она увидела тело Антибэ в ярком свете его фонаря. Миро посмотрел на неё. В её глазах был ужас. И когда она повернулась к нему, то Миро нашёл в её взгляде что-то ещё, что-то больно его уколовшее, маленькую вспышку – чего? Триумфа? Он знал, о чём она думала: один из них уже мертв, и их всего лишь трое. Но Миро продолжил пристально изучать её глаза до глубокой пронизывающей правды: насколько же для неё и детей была важна смерть Антибэ. Око за око, зуб за зуб. Старые слова, звучащие так же свежо, как и кровь сражённого наповал Антибэ. Она не могла скрыть правду. Её челюсть отвисла, словно внезапно отскочивший маленький лючок. Она дотронулась рукой до своего открытого рта: «О, нет», - воскликнула она.
У Миро больше не было на неё времени. Он снова отвернулся, чтобы увидеть то, что теперь будет делать Арткин. Но Арткин вскочил в фургон. Сирены продолжали выть, словно призывая к оружию. «К нашему оружию», - подумал Миро. - «Наконец. Действуем».
Миро смотрел на тело Антибэ, лежащее, словно рассыпанная на рельсах куча мусора. «Спасибо, Антибэ», - прошептал он себе под нос так же, как иногда напевал песни Элвиса Пресли, чтобы его никто не слышал.
Взгляд в глазах Арткина.
Миро знал этот взгляд. Спокойный, безмятежный взгляд. Взгляд мудрости, как будто Арткин искал глубоко внутри себя и затем находил правильное решение. Миро помнил этот взгляд, когда, после девяти часов осады в лобби гостиницы в Детройте Арткин наконец объявил: «Теперь уходим», как будто невидимые боги шептали ему на ухо, руководя им, даря ему мудрость лет.
Как только Арткин вошёл в автобус, Миро уже знал, что значит этот взгляд и вставшие дыбом волосы у него на руках. «Начинается», - подумал Миро.