Мифологическое пространство-время — это особый хронотоп. Время мифа лишено протяжённости (это либо вечное настоящее [Гуревич 1984. С. 146], либо эпоха первотворения, то есть период, когда времени не было [Мелетинский 1976. С. 173, 269]); возраст мифических героев не меняется — одни вечно юны, другие вечно стары. В героическом эпосе категория времени несколько отличается от времени собственно мифического: эпические события народ относит к глубокой старине, они отделены «абсолютной эпической дистанцией» и полностью завершены [Гуревич 1984. С. 108—109; Гуревич 1979. С. 25; Буслаев. С. 47]. В классическом эпосе время первотворения сменяется зарёй национальной истории [Путилов 1971. С. 32; Мелетинский 1969. С. 434], представая в своеобразной исторической, а точнее — квазиисторической форме [Мелетинский. 1976. С. 276]. Последнее утверждение как нельзя более применимо к миру Толкиена, поскольку сам писатель считал, что события, описанные им, реально происходили в отдалённейшем прошлом.
Восприятие пространства даёт такую картину: «свой» мир — центр мироздания, окружённый со всех сторон иным миром (или мирами). Необходимость мифологической защиты от «чужого» мира порождает образ «мировой ограды» как воплощения сил Порядка в противоположность иномирному Хаосу. «Мировая ограда» может представляться горами, но чаще всего — рекой, отделяющей мир живых от мира мёртвых.
Тесно связанным с образом «мировой ограды» является мифологический образ «мировой оси», поддерживающей небо. Наиболее часто «мировая ось» имеет вид мирового древа, крона которого образует верхний мир, ствол находится в срединном, а корни — в подземном мире (поскольку мировое древо проходит через все миры, то оно является своеобразной лестницей, по которой мифологический герой странствует в иной мир). Другие формы «мировой оси» — мировая гора, на вершине которой обитают боги [Мелетинский. 1976. С. 270], или же великан. «Мировая ограда» и «мировая ось» могут отождествляться в соответствии с мифологическим принципом тождества противоположностей (см. Приложение 1. Ось и антиось).
Анализ «Властелина Колец» с точки зрения преломления в нём черт мифологического мышления предпочтительнее будет начать с выяснения вопросов пространственно-временных связей и соотношения «своего» и «чужого».
Как и в рамках мифологического мышления, разным народам, населяющим Средиземье, свойственно всё «своё» воспринимать единственно правильным и неоспоримо благим, а ко всему «чужому» относиться настороженно, а нередко и враждебно. Любой обитатель Средиземья — будь то хоббит, эльф, гном или человек — воспринимает земли другого народа как иной мир, непонятный и потенциально опасный. Всё, что лежит за границами родной страны, видится дурным либо грозящим бедой: хоббиты даже ближайших своих соседей — жителей поселения Брыль — не говоря обо всех остальных, живущих за пределами Шира, считают «заблудшими недотёпами» и полагают «не стоящими внимания» [ВК. С. 158] эльфы, враждующие с гномами, предпочитают не приближаться к горам, а гномы, в свою очередь, не любят лесов — прибежища Дивного Народа; Келеборн, Владыка Лориэна, предостерегает Хранителей против Леса Фангорна, советуя миновать его в пути, Фангорн же в разговоре с хоббитами отзывается о Лориэне так: «Я поражен, что вам удалось самим выбраться оттуда» [ВК. С. 463]; люди Рохана недоверчиво относятся к Следопытам Севера: «Ни эльфов, ни их родичей нам не надо. И без того времена смутные» [ВК. С. 742].
Неприятие одного мира другим проявляется не только во враждебном отношении их представителей друг к другу. Речь может идти и об определённого рода обоюдной «невидимости», характерной для существ, принадлежащих разным мирам [Пропп 1948. С. 165—166]: о хоббитах в Средиземье мало кто знает, эльфы редко показываются, энтов почитают за старые сказки.