Вождя, царя от обычного человека отличает наличие особой духовной силы, которую чаще всего обозначают иранским термином «хварно», или «фарр». Посредством этой силы владыка обеспечивает могущество и благополучие своей стране, причём не только подданным, но и самой земле. «В этом краю ему повинуется всё»,— говорит Гэндальф об Элронде, повелевающем рекой [ВК. С. 231]. Когда воцаряется Арагорн, то во всем Соединённом Королевстве начинается процветание в буквальном смысле этого слова.
В наиболее архаических представлениях сила, которой обладает вождь, может принадлежать как живому человеку, так и умершему, причём живой может заимствовать такую силу у своего предка [Codrington. P. 120, 253—254]. Обратим внимание, что в данном случае речь идёт не о реинкарнации (переселении душ), а именно о посмертной передаче духовного могущества. Во «Властелине Колец» это и подразумевается в обозначении Арагорна как наследника Элендила.
Наглядным проявлением такой силы часто считалась возможность вождя исцелять руками. Именно так Арагорн доказывает своему народу, что он действительно — Король. Попутно заметим, что в европейской мифологии одной из параллелей является история исцеления Ланселотом сэра Уррия (лучшему из рыцарей достаточно просто коснуться ран, чтобы больной исцелился).
Став Королём, Арагорн объединяет все три формы мифологемы мировой оси: мировая гора (Миндолуин, на которой возведён Минас Тирит), мировое древо (росток Белого Древа, найденный Арагорном) и антропоморфная ось, которой является он сам.
Завершая анализ той глубокой символики, которая заключена в сцене прохождения Аргоната, обратим внимание ещё на одну деталь: «Длинный и тёмный каньон, наполненный шумом ветра и гулом несущейся воды, постепенно изгибался к западу. Вскоре впереди показался и начал стремительно расти свет. Внезапно лодки вынесло на простор, и Фродо зажмурился» [ВК. С. 401]. Здесь непосредственно выражена одна из важнейших мифологем мира Толкиена — свет, идущий с запада. Хотя физический свет даёт солнце (и оно упомянуто далее в тексте Толкиена), но Свет как оценочная категория у Толкиена однозначно связан с Валинором. И здесь мы ещё раз вернёмся к сопоставлению античного сада Гесперид и толкинского Благого Края, поскольку в обоих мифах воплощаются все три формы мировой оси: древо с чудесными плодами в греческом мифе — и два Древа у Толкиена; греческому человеку-горе Атланту соответствует образ Манвэ, правящего миром с вершины Таниквэтиль, высочайшей из гор [Толкин 1992. С. 13]. При рассмотрении таких реализаций триединой мифологемы гора — древо — король мы видим, что воцарение Арагорна получает в толкинской системе мира поистине космическое звучание.
Но нерешённым остался главный вопрос: зачем история воцарения Арагорна включена в роман об уничтожении Кольца Всевластья?
«Оно призвано сковать всех чёрной волей», — говорит о Кольце Гэндальф [ВК. С. 60]. Уже по своему виду кольцо (как предмет) противоположно оси: дыра, а не вертикаль. Кольцо для Толкиена — это антиось, и Кольцо Саурона — не самое ужасное из описанных им. Как Саурон — только слуга Древнего Врага, так и его Кольцо несравнимо менее опасно, чем Кольцо Моргота. Поскольку широким кругам русских читателей понятие Кольца Моргота не знакомо, я приведу достаточно большую цитату.
«Мелькор раз за разом воплощал себя (как Моргот). Он делал это для того, чтобы властвовать над hroa, „плотью“, то есть физической материей Арды. Он пытался отождествить себя с ней. Нечто подобное, но более рискованное предполагал сделать Саурон посредством Колец. Поэтому везде, за исключением Благого Края, во всей материи так или иначе присутствовало „мелькоровское начало“, и всё, что имело тело, порождённое плотью Арды, содержало в себе устремление к Мелькору, большее или меньшее: никто, воплотившись, не мог быть полностью свободен от этого, и его тело довлело над духом.
Но так Моргот утратил (или разменял, или преобразовал) наибольшую часть своей изначальной айнурской[13] силы, своего разума и своего духа, мёртвой хваткой держа физический мир. Поэтому он должен был быть повержен, и именно физической силой, а наиболее вероятным следствием любых столкновений с ним, победных или нет, должны были стать гигантские разрушения материального мира. В этом — главное объяснение постоянного нежелания Валар вступать в открытую борьбу с Морготом. Для Манвэ было гораздо труднее разрешить свои задачи, чем для Гэндальфа. Могущество Саурона, неизмеримо меньшее, было сконцентрировано; огромное могущество Моргота было рассеяно. Всё Средиземье было Кольцом Моргота, хотя в своё время его внимание было в основном сосредоточено на северо-западе. Война против него, пусть даже стремительная и успешная, могла окончательно завершиться только обращением всего Средиземья в хаос — и, возможно, даже всей Арды. Как легко сказать: „Верховном у Королю надлежит править Ардой и сделать так, чтобы Дети Эру жили в ней беспечально“! Однако перед Валарами стояла дилемма: Арда может быть освобождена только через физическую битву, но наиболее вероятным результатом такой битвы будет необратимое разрушение Арды. Более того, конечное развоплощение Саурона (как силы, властвующей над злом) было возможно через уничтожение Кольца. Подобное уничтожение Моргота было неосуществимо, поскольку для этого пришлось бы полностью дематериализовать Арду. Могущество Саурона (например) присутствовало не в золоте как таковом, а в конкретной вещи, сделанной из некоей части „золота вообще“. Могущество Моргота было рассеяно по всему Золоту, оно нигде не было полным (поскольку Золото создано не им), но везде была часть его. („Мелькоровское начало“ в материи и давало возможность использовать эту силу магам и злодеям, подобным Саурону).