Феанор не прощал младшим бунта против него. В Амане — братьям, здесь — Маэдросу.
Но с годами остывает любой гнев. Даже — гнев Феанора.
И когда он почувствовал прикосновение мысли сына, то — ответил.
«Отец?!» — Маэдрос от неожиданности слетел со своего уступа; быстро забрался обратно.
«Маэдрос. Сын мой».— Искреннее участие. Жалость.
«Отец! Я думал — ты забыл обо мне».
«Нет».— Словно ласковое прикосновение руки.
«Отец, что с тобою? Ты свободен или пленник?»
«Свободен. Или — пленник. Я не пленник Мелькора, Маэдрос. Я пленник судьбы. А ты — ты можешь быть свободен».
«Правда?!» — отчаянная надежда, угасшая долгие годы назад.
«Да, сын мой. Я попрошу Мелькора освободить тебя».
«Постой! На каких условиях ты предлагаешь мне свободу?»
«На прежних. Не допустить войны».
«Против убийцы Короля?!»
«Маэдрос, выслушай меня. Я шёл в Эндорэ мстить за отца. И я отказался от мести. Неужели ты серьёзно думаешь, что я это сделал только из-за дружбы?»
«Но тогда — из-за чего?!»
«За Финвэ рассчиталась судьба. У Мелькора сожжены руки. Так сожжены, что мне страшно при мысли о боли, которую он терпит безмолвно. Ежечасно. Я жалею его как друга; но, останься он моим врагом, я не мог бы придумать мести страшнее».
«А… Клятва?»
«Сильмарил — у меня».
«Только один?»
«Маэдрос, я клялся в ослеплении. Сейчас оно прошло. Я свободен от Клятвы. Я освобожден даже не тем, что Мелькор вернул мне Сильмарил; я стал свободен раньше, когда отрёкся от неё».
Тон Феанора стал настойчивее, оставаясь при этом заботливым:
«Маэдрос, ты с братьями можешь осуждать меня за дружбу с Мелькором. Вы всегда делали это, я же знаю. Но сейчас я говорю тебе как Государь Форменоса: цели войны достигнуты. И месть, и Клятва исполнены. Вернись к братьям. Они будут счастливы узнать, что ты жив».
«И ты, став рабом Врага, смеешь по-прежнему называть себя Государем Форменоса?!» — вслух Маэдрос не сказал бы такого, но мысль было не сдержать.
Феанор дёрнулся, как от пощечины. Но ответил спокойно. Совершенно спокойно:
«Тогда ты будешь висеть на этой скале вечно».
13
Злости не осталось.
Только обречённость и беспросветная усталость. Я никогда раньше не уставал — так.
Я знал радостную усталость кузни и дальних странствий; я знал запредельное напряжение мысли, которое вытягивает больше сил, чем день с тяжёлым молотом; я знал шаг в пустоту, когда работа внезапно заканчивается, и хочется бежать дальше, а бежать уже некуда… я знал усталость разной, но никогда не знал — такой.
Бессилие. Безмыслие. Бессмысленность.
Маэдрос, ты был последней нитью, связывающей меня с прошлым. Зачем ты рубишь её, Маэдрос?
Сегодня ты смог сделать мне по-настоящему больно. Ты этого хотел, сын мой? Ты ведь даже не за себя мстишь. Ты мстишь мне — за меня.
Маэдрос, пощади! Своей прямотой ты превращаешь меня в то, чем сам считаешь меня. Ты делаешь из меня предателя и слугу Врага. Не того Мелькора, которого знаю я, а того Врага, которого видишь ты.
Маэдрос… сын мой…
В пустоту.
Поздно.
Поздно.
С ним бессмысленно говорить.
Изменения он назовет изменой, и сам не изменится ради меня.
Скорее умрёт.
Глава 4
Венец
1
Почему ты здесь, Феанор? Как могло это случиться, как ты назвал своим то, что совсем недавно отторгал и ненавидел? Что с тобой произошло? Отчего ты предал сам себя?
Я не предавал. Просто у меня не осталось никого, кроме Мелькора. Быть с ним — или быть в полном одиночестве. Небогатый выбор.
Из тех, кто стремился к тебе, ты выбрал наихудшего. Зачем ты закрывался от отца? Зачем был неприступной вершиной для сыновей? Зачем не попытался помириться с Нерданэлью? Финарфин распахнул тебе всю душу, он закрыл глаза на ваши ссоры с Финголфином, он принял твою сторону, а ты — чем ты ответил ему?
Финарфину я ответил лаской и заботой. Тем, чего он ждал от меня. Не его и не моя вина, что брат не мог дать мне того, что дал Мелькор. Хотя малыш искренне пытался.
А тебе обязательно должны давать? Иначе ты отношений не мыслишь?