Этому «удивительному и прекрасному», пробудившемуся где-то глубоко в душе Толкиена под впечатлением от древнеанглийской поэзии, суждено было в дальнейшем проявить себя вовне: развиться, сформироваться, обрести душу и, в конечном итоге, предстать в виде цикла литературных произведений, на страницах которых отражена летопись целого мира, его мифология и его история. Отправной точкой создания всего корпуса текстов стало стихотворение, появившееся в конце лета 1914 года. На написание этого стихотворения Толкиена вдохновила его любимая строчка из «Христа» Кюневульфа, где говорилось об Эаренделе; называлось оно «Плавание Эарендела, Вечерней Звезды», и начиналось так:
Эарендель восстал над оправой скал, Где, как в чаше, бурлит Океан. Сквозь портал Ночной, точно луч огневой, Он скользнул в сумеречный туман. И направил свой бриг, как искристый блик, От тускневшего злата песков По дороге огня под дыханием Дня Прочь от Западных берегов
[Пер. А. Хромовой. Цит. по: Карпентер. С. 118].
В следующих строках описывается путешествие звёздного корабля по небесной тверди, продолжающееся до тех пор, пока он не тает в свете восхода.
Образ звезды-морехода, чей корабль восходит на небо, не оставлял воображение Толкиена, и он решил развить сюжет в более обширное повествование. При этом Толкиен воспринимал себя не как сочинителя истории, а как первооткрывателя древней легенды. Он чувствовал, что существует несомненная связь между историей Морехода Эарендела и «личными языками», плодом лингвистических исследований. В конце концов, Толкиен пришёл к выводу («выяснил» — по его собственному выражению), что язык, созданный им под влиянием финского и ставший воплощением его языкового вкуса — это язык, на котором говорят «фэйри», или «эльфы», которых видел Эарендель во время своего удивительного путешествия. Так в мире Толкиена впервые появился Дивный Народ, говорящий на квэнья.
В итоге, когда «Властелин Колец» уже был создан, он стал своеобразным альманахом лингвистических пристрастий Толкиена: вестрон, всеобщий язык Средиземья, оказался представленным родным языком писателя, то есть английским (точнее, он был «переведён» на английский); на различных диалектах вестрона говорят люди и хоббиты (язык рохирримов сходен со староанглийским, северные хоббитские говоры содержат трансформированные англосаксонские слова и некоторые кельтские элементы); в именах людей и хоббитов присутствуют франкские и готские формы, в именах гномов — древнеисландские; эльфийские языки, как уже упоминалось, в основе своей имеют черты финского (Древнее Наречие квэнья — мёртвый язык, «эльфийская латынь») и валлийского (Сумеречное Наречие синдарин).
В этом ряду особняком стоит мордорский язык — Чёрная Речь, созданная Сауроном и используемая в заклятии Кольца Всевластия, а также в некоторых именах и названиях. Попытка исследовать этимологию языка Врага дала любопытный результат: «Обнаружилось не только структурное, но и значительное материальное совпадение хурритского языка (на котором говорили в Ⅲ—Ⅰ тыс. до н. э. предки современных армян и курдов, сменивших его на индоевропейские) и Чёрной Речи» [Немировский]. Довольно неожиданно, если учитывать, что интересы Толкиена-филолога лежали в основном в области языков, принадлежащих германской, кельтской и романской группам индоевропейской семьи (финский язык, принадлежащий финно-угорской семье — исключение). Однако при этом в указанном исследовании оговаривается, что «хурритский язык активно обсуждался индоевропеистами и востоковедами как раз в первой половине ⅩⅩ в., причём в тесной связи с расовыми проблемами и происхождением ариев» [Немировский]. Велика вероятность того, что эти обсуждения каким-то образом затронули сферу деятельности Толкиена как лингвиста, к тому же расовый вопрос весьма актуален для Средиземья (особенно в отношении орков, служащих создателю мордорского языка,— расы отвратительной и во всех смыслах низкой).
2. Средиземье: построение системы
«Язык (как орудие мышления) и миф появились в нашем мире одновременно»,— писал Толкиен [Толкин 2001б. С. 436]. Но по отношению к созданному им самим миру дело обстояло несколько иначе. Здесь «вначале были языки, легенды появились потом» [Толкин 2001а. С. 531]. Легенды — то есть литературные произведения Толкиена — всегда были для него попыткой создать мир, в котором получили бы право на существование его лингвистические пристрастия. Возвращаясь снова и снова к сюжету об Эаренделе и фэйри, Толкиен утвердился в мысли, что, для того, чтобы сделать вымышленный язык более или менее сложным и «настоящим», нужно придумать для него историю, в которой он мог бы развиваться, в которой действовали бы герои, говорящие на этом языке. Именно тогда и возник грандиозный замысел — желание сотворить, а вернее — «открыть заново», «реконструировать» целую мифологию, которая основой своей имела бы «тайный порок» (так Толкиен называл собственную страсть к изобретению новых наречий).